Старая дорога

Нордис продолжал начатое. Сделал несколько шагов вперед. За его спиной Феонил суетливо выложил свое оружие – два коротких стилета. Он во всем подражал гирвиндионцу. Даже заготовил такую же чашу, правда, вместо браги вынужден был использовать хмель.

– Так я правильно понял, что сейчас нужно молчать? – Охотник невинно посмотрел на Густа. Не дождавшись прямого ответа, добавил: – Нет, я не против. Просто хочу быть уверен, что все понял правильно. Неприятно было бы ошибиться. Вдруг сейчас нужно говорить, а я молчу и кому-то станет обидно.

Густ протяжно, сдавленно зарычал.

– Гром, – я коснулся охотника, – не надо.

– Ладно, ладно.

Нордис не обращал внимания на голоса за спиной.

Всем хотелось скорее отъехать от этого места.

Миалинта и Тенуин вовсе ждали чуть в отдалении, возле наэтки, к которой сейчас были привязаны лошади и минутаны. Только Теор, кажется, ничуть не волновался и даже проявлял интерес ко всему, что делает гирвиндионец.

Нордис, стараясь ступать как можно тише, выставил вперед чашу. Окунул в нее пальцы правой руки – свободной горстью. Поднял кисть и брызнул направо. Во второй раз брызнул налево. Наконец, под самые ноги. Пока шел вперед, проделал это еще шесть раз. Феонил суетливо повторял за ним все движения.

– Что он делает? – спросил я Эрзу.

– Дурью мается, – откликнулся Громбакх.

– Кормит лес, – прошептала Эрза.

Громбакх закашлялся.

– Показывает, что мы тут гости. Возьмем у леса только то, что нам потребуется, и ни капли больше. Тень деревьев, чтобы спрятаться от летнего жара, уставши в пути. Прохладу рек, чтобы омочить горло, истомившись от жажды. Древесину валежин, чтобы приготовить пищу, испытавши голод.

– Листики трав, чтобы подтереть зад, погадивши в кустах, – заунывно протянул охотник.

Нордис тем временем остановился возле крупного, в две сажени высотой, столба – с его верхушки на проржавевших цепях свисал металлический указатель: «Лаэрнор. Приветит всех, кто ищет отдыха и счастья». Слова, не раз перечеркнутые краской, едва угадывались. Название города было обезображено множеством заусенцев и вмятин – кто-то старательно забрасывал указатель камнями.

– Так это оно и есть? – Я отошел к Миалинте.

– Да. Начало Лаэрнорского леса. Дорога в Лаэрнор.

– Странно.

– Что?

– Она не выглядит заброшенной. Будто за ней присматривают.

– Вряд ли. Никто в своем уме туда не сунется.

– Дорога чистая. Ни веток, ни травы. За эти годы могла вся зарасти. Даже Пчелиный тракт, – я посмотрел под ноги, – не так хорош.

Миалинта, вздохнув, пожала плечами:

– Думаю, это не наше дело.

– И вообще ничего особенного. Лес как лес. Обычная дорога.

– А чего ты ждал? – Миалинта улыбнулась.

– Не знаю…

– Ждал, что из чащи доносятся крики, а на въезде с деревьев сочится кровь?

– Почему бы и нет.

Мы посмеивались, но не могли избавиться от затаенного страха. Вокруг было тихо, спокойно. Но лучше бы нас осаждали полчища маргул, а над головой ярилась болотная мошка́. Безлюдный молчаливый перекресток. Ни домов, ни повозок. Ни гнуса, ни мелкой живности. Обезличенные, серые лиственницы по обе стороны дороги.

Я внимательно наблюдал за тем, как Нордис, а следом и Феонил сделали несколько глотков из чаши, в последний раз брызнули по сторонам и слили остатки под столб. Затем достали несколько цветных лент. Отправились к ближайшим деревьям, нижние ветви которых и без того клонились под тяжестью сотен подобных украшений. Синие, желтые, зеленые. Гирвиндионец не захотел присоединять свою ленту к общей массе – выпрямился на всю высоту гигантского роста. Дотянулся до ветки, на которой, впрочем, уже висели другие ленты, по большей части выцветшие. Это была ветка Нордиса. Из года в год он один ее украшал. У Феонила, судя по всему, своей ветки не было. Он повязал ленты в разных местах. Затем принялся поправлять другие. Нордис даже не смотрел на юного следопыта. Пошел задом наперед – аккуратно, будто опасаясь угодить в яму, выставлял ногу, ощупывал поверхность и лишь после этого делал шаг.

– Ну… – протянул Громбакх. Насекомые в эти минуты нас не тревожили, поэтому охотник снял капюшон с защитной сеткой и, довольный, забросил в рот целую горсть клюта. – Чем выше крыша, тем больше шума, когда она течет. Подставляйте ведра, – с каждым словом на губы выбивались темно-фиолетовые пузыри.

Нордис развернулся. Подняв молот, кивнул Эрзе. Пора было выдвигаться. Все заторопились к наэтке. Феонил, обеспокоенный тем, что его никто не ждет, зашагал ускоренно и вдвойне неуклюже – едва не споткнулся, зацепившись за выщерблину в плите. Последние шаги вовсе шел не спиной, а вполоборота.

Под высоким, залитым грязной синевой небом пролетела птица. Расставив крылья с желтоватыми кисточками на маховых перьях, неспешно, почти вальяжно парила, но, оказавшись над нами, резко свернула вправо, в направлении Предместья.

– Хорошо. – Тенуин указал на птицу.

– Что хорошего? – не понял я.

– Болотный канюк. Летел вдоль Старой дороги. Не сворачивал верст пять.

– И?

– Значит, дорога пуста. Он пугливый, не любит людей.