Мы уже отъехали от развилки, когда Эрза вновь остановила весь отряд. Объявила, что с этой минуты не будет разведок и сторожевых разъездов.
– Держимся плотно. Не отдаляемся друг от друга. В вашей видимости всегда должны быть наэтка и еще два человека.
– А если пи́сать? – страдальчески крикнул Громбакх.
– Слева – Равнский лес. Справа – Лаэрнорский. – Эрза поочередно указала на, казалось бы, одинаковые стены из плотно растущих лиственниц и густого подлеска. – Куда идти, выбирайте сами. Но если кто-то идет, его сопровождают. По одному на Старой дороге не ходят. И весь отряд ждет. Так что постарайтесь договариваться, чтобы не стоять каждые полчаса. А лучше терпите до полудня.
– К полудню моча перебродит в хмель и можно будет сливать ее прямо в кувшин? – не успокаивался Громбакх.
– В полдень обед. И еще. Это важно. Мы с Феонилом едем впереди. Если кто-то из нас поднимает кулак, отряд останавливается. И молчит. – Эрза внимательно посмотрела на охотника.
– Я что, я молчу.
– Если кулак распрямляется, сворачиваем с дороги. Как можно тише и быстрее.
– Куда сворачиваем? – не понял Теор.
В Равнский лес. Наэтку оставляем на обочине. Уходим за деревья. На Старой дороге не едут навстречу. Сворачивает тот, кто первый услышал встречное движение. И ждет, пока чужой отряд проедет. Такие правила. За простое приветствие можно схлопотать стрелу. Если уж кто-то отправился по Пчелиному тракту, значит, у него проблемы. И никто ни с кем не будет церемониться. Здесь каждый сам по себе.
– А если оба отряда одновременно услышали друг друга, – поинтересовался охотник. – Ну вот, попались и там, и там пердучие кобылы. Объелись гнилого овса и трубят на весь лес. Значит, оба отряда спрячутся и будут, как суслики, торчать там до колик?
– Грому не по себе, – прошептал я Тенуину.
Следопыт кивнул.
– Он не любит такие места. – Помедлив, добавил: – Но всегда в них оказывается.
– Если свернем с дороги, сидим тихо, не высовываемся. Наэтку никто не тронет. Знают, что потом дороже обойдется. А случайных людей здесь не бывает.
– Так, может, поставить на крышу трещотку? – оживился охотник. – Пусть себе трезвонит во всю дурь. Нас будут слышать и сворачивать. Дорога пустая – езжай не хочу. Мы, знаешь, торопимся.
– Здесь чем тише, тем живее, – спокойно, без улыбки ответила Эрза. – А твой страх гремит не хуже любой трещотки.
Охотник не нашел что ответить. Потом осклабился и жалобно спросил:
– А кто решает, с кем мне мочиться и все такое? Ну, раз уж одному нельзя… Кого брать в пару? Можно, я с бородой? Мне с ним спокойнее. А пока я портки снимаю, он мне травку нарвет.
– Выезжаем. – Эрза махнула рукой.
Отряд тронулся.
Ехали неспешно. Первое время молчали. Даже охотник притих.
Поглядывали по сторонам. Больше косились в гущину Лаэрнорского леса, хоть и понимали, что любая возможная опасность, скорее всего, затаится слева. Даже крысятники наверняка предпочли бы скрываться среди деревьев Равнского леса.
– Ты говорила с Эрзой про ночные сигналы? – спросил я, поравнявшись с Миалинтой.
Мы ехали за наэткой. За нами, последним в отряде, держался Теор. Остальные были впереди. Возглавляли отряд Эрза и Феонил.
– Нет. Думаю, не стоит в это вмешиваться.
– Логично, – согласился я. – Главное, добраться до цели.
– Ты еще не передумал?
– О чем ты?
Миалинта посмотрела на меня. Даже под защитной сеткой капюшона я хорошо видел ее глаза. Темно-зеленый сосредоточенный взгляд.
– Нет. – Я качнул головой.
Какое-то время ехали в молчании, потом Миалинта усмехнулась:
– И о чем ты не передумал?
– А ты о чем спрашивала? Если про Авендилл, то нет, я не откажусь. Обещал помочь…
– Я об Оридоре.
– Оридор… Там будет видно. Для начала разберемся с руинами. Найдем Илиуса.
– Или похороним его.
– Или похороним. Потом еще раз все обсудим.
– А тут есть что обсуждать?
– Есть.
– Я в любом случае отправлюсь в Оридор. Не хочу, чтобы наши дороги так быстро разошлись.
Я с удивлением посмотрел на Миалинту. Сквозь темную зелень радужек отчетливо проступили жемчужные переливы. Захотелось увидеть ее лицо целиком.
– Учишься читать меня по цвету глаз?
– Прости.
– Все в порядке. Я та, кем стала. Может, это к лучшему.
Следующие несколько минут опять ехали молча. И молчание было неловким, неудобным. Когда к нам приблизился Теор, я спросил Миалинту:
– Думаешь, виноват даурхатт?
– Ты о чем?
– Ну, Пластина молодости лечила, ничем плохим себя не проявляла. А потом изменилась. Может, оттого, что ее принесли в даурхатт? А так она бы не изменилась… Лежала бы себе в вотчинном бассейне Суалана.
– Не знаю. Но лигуры менялись… продолжают меняться и без даурхаттов.
– А как же Пластина Гунды?
– Я же говорю: там не было каахнерских стен. Это потом придумали.
– Этого никто не знает, – заметил Теор. – Бо́льшую часть стен разрушили до Темной эпохи. К Черному мору там могло не сохраниться даже отдельных камней.
– Слушай, изменившихся лигуров куда больше, чем всех даурхаттов, вместе взятых. Сколько бы их ни было. Интересно другое.
– Что?
– Зерно айвы. Западный кулак.
– Лигур из Целиндела? – уточнил я.