— А чтоб всем одинаково хорошо жилось. Чтоб на промысле ты вот, к примеру, командовал, а не Ляпаев.
— Хе! Наговорите, — усмехнулся Гринька. — Да рази я буду таким богачом…
— Зачем — богачом? — подивился Андрей.
— Сами же сказали — заместо Ляпаева.
— Тебя народ изберет, коли будешь справедлив и честен, да его волю выполнять.
— Так я не смогу, — простодушно признался Гринька.
— А ты присматривайся, что к чему. Пригодится.
— В ночи родившись, светлый день даже представить трудно, — в раздумчивости сказал Иван Завьялов.
— И будет наш Гринька ходить в собольей шубе, — пошутил Илья.
— И командовать Резепом, — поддакнул Иван, и все заулыбались.
— Я его в момент выгоню, — озлился Гринька.
— Во! А говорил, не сможешь. Правильное у тя чутье.
Ольга невидно, втай от остальных, посматривала на Андрея и чувствовала, что привязанность к нему день ото дня растет, что ей доставляет удовлетворение видеть его. Когда же он бывает в отъезде, она волнуется — не приключилось бы с ним худа, потому как видит и знает, что и Ляпаев и Резеп, да и родной братец Яков, держат на него зло за те правдивые слова, которые Андрей без боязни говорит им. В сегодняшней смуте опять же в первую голову будут виноватить его. В этом Ольга была уверена, потому как видела и знала, что Андрей среди ловцов и ватажного люда заглавный, его слушают, ему подчиняются. Это порождало в ней новые страхи. Но чувства, копившиеся в ее сердце к этому беспокойному человеку, который ради дела и своих убеждений даже порвал с родным домом, обаривали страх, и в душе ее селилось больше светлого и праздничного, нежели мрачного.
И ей очень хотелось, чтоб Андрей испытывал при встречах с нею те же чувства, что и она. Но девушка догадывалась, что ему интересен только тот, кто разделяет его мысли, его устремления, поэтому она хотела понять смысл его жизни, быть полезной ему.
Потому-то Ольга обрадовалась, когда Андрей сказал:
— У меня, Оля, к тебе просьба.
— Я слушаю, Андрей Дмитрич.
Разговор между ними произошел близко к полночи, после того, как ушли Завьяловы и Илья. Андрей к Илье не пошел.
— Сегодня я в ночлежке у себя переночую. — Это он о лечебнице так.
Андрей с Гринькой, проводив товарищей, постояли малое время у казармы. Из-за реки наносило гарью — по весне жгли старые камышовые крепи. Ниже по Ватажке, за Золотой, полыхало зарево — горело на приморских островах. На ильменях чуткие гусиные стаи гоготаньем тревожили тишину.
— Хорошо у нас весною, — поддавшись настроению, задумчиво сказал Гринька, — эту пору я изо всех люблю. Спокойствие в природе. В Ватажке вода верховая быстрится. Пожары вот тоже на островах…
— Меня каждую весну, когда в городе жил, тянуло домой, — отозвался Андрей.
Вспомнив о доме, помрачнел: трудно жить рядом с домом и не дома. Вчера зашел мать наведать. Как всегда, всплакнула она. И чтоб прервать горестные мысли, сказал Гриньке:
— Хочу Ольгу попросить, в город нашим надо письмо отвезти. Как ты на это?
Гринька понял, кого он имел в виду, согласился.
— Зайди, а я пока покурю.
Вот тогда-то Андрей и повел с Ольгой разговор.
— Слушай меня, Оля, и запоминай.
— Я памятливая.
— Надо доставить письмо в город одной девушке.
— Девушке? — шепотком переспросила она и склонилась над столом.
— Да. Зовут ее Маша. Живет она возле Татарского базара. Тебе всякий покажет, как туда пройти. Найдешь дом купца Рахметова на улице Узенькой. В подвале живет дворничиха Фомина. Маша ее дочь. Ты меня слышишь, Оля?
— Да, Андрей Дмитрич. — Она еще ниже склонилась над столешницей.
— Повтори.
Оля, не поднимая головы, повторила слово в слово. И тут Андрей понял причину неожиданной перемены в ее настроении.
— Это не личное письмо, Оля. Тут все о деле, понимаешь, о нашем деле. Посылать в город Илью, Завьяловых, Гриньку или других близких не хочу. Они должны быть здесь. Случайным людям довериться я не имею права. Тебе верю, Оля. Но если не хочешь…
— Нет, нет, Андрей Дмитрич, я поеду, — встрепенулась Ольга. И по тому, как мигом преобразилась она, Андрей утвердился в своей догадке.
— До Шубино придется пешком, а там пароходом. Вот тебе деньги.
— У меня есть, Андрей Дмитрич. Не надо.
— Не отказывайся, Оля. Поживешь там денек, посмотришь город — и обратно. Успеешь к утру собраться?
— Я сборчивая, — мягко улыбнулась Ольга, — узелок с едой в руки — и пошла.
В эту ночь не спали и у Ляпаевых. Непрошено и негаданно вошла в дом небывалая тревога. Страха Мамонт Андреич не испытывал, может быть, оттого, что не совсем ясно сознавал происходящее, а возможно, по причине врожденного неприятия постороннего вмешательства в его дела. Но так или иначе, шибко обеспокоился случившимся.
Вся жизнь его прошла в заботах о деле. Знал он, что каждый божий день приносит новые хлопоты. Он принимал их как должное. Не зря говорится: нет работы без заботы. Тем более что рыбное дело куда забот-нее иных. Всякое у него случалось: и рыба пухла в августовскую жару, и в чаньях загоралась от недосола, и безденежные годы выпадали, и при сбыте товара терпел убытки. Но чтоб работные люди отказывались от дела, а стало быть, и от заработка — такого Ляпаев не помнил.