Старая Москва. Старый Петербург

От блеска не было ночей,
И солнце грустно, без лучей,
Как раскаленный уголь, тлело!..

8 июня 1832 года сгорело большое пространство в Московской и Каретной частях: истреблена огнем значительная часть Ямской по обеим сторонам Лиговского и Обводного каналов; всех домов сгорело 102 каменных и 66 деревянных со службами и флигелями. Император Николай Павлович на пожар прибыл из Петергофа и лично успокаивал на пожаре пострадавших. Пожар начался в половине первого часа на Болотной улице, в пространстве между Свечным переулком и Разъезжею улицею. Затем огонь обхватил Ямскую и после перекинулся на другую сторону Обводного канала. Замечательно, что дом Никольского, стоявший в самом жерле пожара, был спасен почти чудесным образом. Людей на этом пожаре погибло тридцать человек. На другой день после пожара в одном из полуразрушенных домов вспыхнул вновь пожар: загорелось от тлевших еще балок сало в количестве 7000 пудов.

По числу жертв, погибших в огне, самый страшный пожар в летописях Петербурга был в воскресенье 2 февраля 1836 года, в балагане Немана на Адмиралтейской площади. Пожар вспыхнул в пятом часу, во время начала представления; вот как описывают это несчастье полицейские известия: актеры, действующие в пантомиме, одеваясь в уборной, вдруг увидели, что от одной лампы, слишком высоко повешенной, загорелись стропила. Желая заблаговременно предостеречь публику, подняли занавес, чтобы показать ей приближающуюся опасность. В то же время были открыты настежь восемь широких дверей, и все зрители, находившиеся в креслах и в первых и во вторых местах, выбрались заблаговременно, и остальные могли бы выбраться, если бы не случилось суматохи. Пламя появилось с правой стороны балагана, и на этой же стороне были широкие выходы, но зрители, наполнившие амфитеатр, бросились влево по узким лестницам к тесным дверям. Шедшие впереди были сбиты с ног задними, эти были опрокидываемы в свою очередь. Таким образом, дверь вскоре загромоздилась, и нельзя было найти выхода. Упавшие задыхались от напора других. Между тем пламя обхватило весь балаган, крышка обрушилась и накрыла толпу горящими головнями. Из 400 человек с лишком, наполнявших балаган, лишились жизни сто двадцать шесть человек и десятеро были ушиблены тяжко. Трупы лишившихся жизни отвезены в летние палаты Обуховской больницы; к 5 февраля все эти тела были разобраны явившимися туда родственниками. Людей, подававших признаки жизни, немедленно перенесли в здание Адмиралтейства, отведены были для них особые комнаты. Император Николай сам распоряжался всеми мерами спасения и оставил пожарище не прежде того, как было отыскано и вытащено последнее тело. Народная толпа на Адмиралтейской площади возросла до многих десятков тысяч и, не удерживаемая никакими иными средствами, кроме присутствия государя, безмолвно расступалась широкою улицею для пропуска труб[312], саней для перевозки раненых и убитых… Поэт Жуковский, живший тогда в Зимнем дворце, подал голос о необходимости отслужить панихиду по сгоревшим людям. Государь Николай Павлович благодарил Жуковского за эту мысль, и панихида была отслужена на самом пожарище[313].