Старая Москва. Старый Петербург

Вот как описывает очевидец пожара, генерал Баронович, приезд государя в Зимний дворец: государь, успокоясь насчет детей, в сопровождении князя Волконского прошел ротонду, Концертную залу и Большую аванзалу; но, вступив в Малую аванзалу, был уже встречен стремительным потоком огня. Несмотря на видимую опасность, государь пошел через Фельдмаршальскую и Петровскую залы, первые добычи огня, и, наконец, вступил в Белую (гербовую). Здесь уже, казалось, не было возможности идти далее: густо клубящийся дым занимал дыхание, а карнизы и потолки, по которым вилось пламя, грозили всякую минуту падением; но в этом критическом положении государь успел благополучно миновать опаснейшие места и вошел в Статс-дамскую залу, дивя и пугая своей отважностью своего спутника. Достигнув части дворца, не тронутой огнем, государь велел полкам Преображенскому и Павловскому и командам гофинтендантского ведомства[315] выносить мебель и прочие вещи и складывать на Дворцовой площади. Толпы гвардейских солдат бросились в горящее здание и спешили выносить различные вещи.

Спасенные предметы складывались у Александровской колонны; за исключением небольшого числа громоздких предметов, все драгоценности из дворца были спасены. Так, например, переноска из огромных дворцовых кладовых серебра, сто́ящего несколько миллионов рублей, была исполнена матросами в необыкновенном порядке: ни одна ничтожная мелкая вещица не была затеряна или сломана. Барон Мирбах говорит: при переноске вещей суетня происходила страшная; люди, выносившие вещи, были бог знает кто; вытаскиваемые вещи складывались в места каминов на площади, где грелись кучера. Картины первейших мастеров, малахитовые вещи, стенные и столовые часы, бронза и множество других разнородных ценных предметов лежали тут как ни попало на снегу. Часы с музыкою, приведенные в ход своим падением, заиграли вдруг прелестную арию, в ироническую противоположность с окружавшею сценою.

По поводу картин барон Э. Мирбах рассказывает следующий эпизод, рисующий черты супружеской заботливости императора Николая в такую грозную минуту: «Государь, осторожно пробираясь между раскиданными на снегу перед дворцом вещами, спросил у меня: „Не знаешь ли, где императрицыны картины?“ Я указал на три разных места, где они были положены. „Пойдем же со мною, дружок, поискать любимую картинку жены“ (Доминикина). И вот при свете пожара мы отправились вдвоем приподнимать одну картину за другою: искомая нашлась во второй куче. „Прошу же тебя, – сказал государь, – велеть отнести эту картину в Адмиралтейство и там сдать на особое попечение Блоку“» (смотрителю Аничковского дворца).

Пропал с пожара только один большой серебряный кофейник, да и тот, как узнали потом в городе, никто не захотел купить, и вор был схвачен. Граф В. Ф. Адлерберг в своей заметке к статье о пожаре добавляет, что из множества вынесенных вещей из дворца и лежавших на площади более суток, кроме этого кофейника, ничего не было ни похищено, ни потеряно. Одна только незначительная золотая вещица, принадлежавшая императрице, сначала не отыскавшаяся, потом, с наступлением весны, также была найдена в оттаявшем снегу и ей представлена. Еще одна из картин с изображением головы императора Петра Великого, принадлежащая теперь его высочеству Николаю Николаевичу Старшему, тоже до весны пролежала в снегу на Дворцовой площади. Бриллианты императрицы были вынуты из ящика доверенной камер-фрау[316] императрицы, госпожой Рорбек, и спасены все в целости. Все вынесенное и спасенное из дворца было сложено в Адмиралтействе, частью в здании Главного штаба и в экзерциргаузе[317], и по разборе поступило в комнаты их величеств; вещи же, как, например, фарфоровые вазы и вся мебель, отправлены в Таврический дворец. По выноске вещей было приказано остановить все работы и отступить от главного здания дворца, а все усилия и средства к тушению обратить на спасение Эрмитажа. В это время, когда пламя пожирало здание дворца, в Галерной гавани загорелось несколько бедных домиков. Государь на этот пожар посылает своего сына. Наследник спешит, на пути ломается экипаж; цесаревич садится на лошадь казака и верхом прибывает к месту пожара, который вскоре был потушен. В стараниях же отстоять здание Эрмитажа с ночи до 11 часов утра деятельно принимает участие великий князь Михаил Павлович. Три дня горел дворец, пока огонь не пожрал всего в нем без изъятия. Остатки же пожарища курились после того более недели. Площадь перед дворцом с утра до вечера была полна толпами народа. В ночь пожара стоял в Петербурге жестокий мороз. Императрица, узнав о пожаре дворца под конец спектакля, поспешила приехать на пожар; здесь, спросив, не погиб ли кто из народа, она отправилась в квартиру министра, графа Нессельроде, из которой и смотрела на горящий дворец.