Старая Москва. Старый Петербург

Безбородко был самый приветливый и радушный хозяин; на его обедах, балах и праздниках собирались все знатнейшие иностранцы, первые сановники и образованные люди. Вельможа-холостяк иногда устраивал вечера, которые ему обходились в 50 000 рублей[464]. Во время таких празднеств ставились горки золотых и серебряных сосудов в 6 футов вышиной и 3 фута в ширину. В кругу людей близких и родных он был всегда весел, откровенен и увлекателен, но на парадных собраниях несколько неловок и тяжел. Терещенко (см. «Жизнь сановников») рассказывает про него, что он, являясь к императрице в щегольском французском кафтане придворного, нередко не замечал осунувшихся чулок и оборвавшихся пряжек на своих башмаках. Гулял же по городу Безбородко всегда в простом синем сюртуке, в круглой шляпе и с тростью с золотым набалдашником. Граф Комаровский пишет в своих воспоминаниях: «На обедах его, кроме знатных гостей, обыкновенное общество его состояло из живущих в его доме. Ничего не было приятнее слышать разговор Безбородко; он был одарен памятью необыкновенною и любил за столом много рассказывать, в особенности о фельдмаршале графе Румянцеве. Безбородко особенно покровительствовал своим землякам-малороссам; приемная его была постоянно наполнена ими, приезжавшими искать мест и определять детей. Канцлер имел доброе сердце и никогда не отказывал просителям, хотя нередко и забывал просьбы просителей. По рассказам, он имел привычку повторять последние слова просителей: „Не оставьте! Не забудьте“. На просьбу одного просителя о деле, которое должно было решиться на другой день, „не забыть“, Безбородко отвечал: „Не забуду, не забуду“. – „Да вы, граф, забудете“, – слезно замечал его проситель. „Забуду, забуду“, – подтверждал Безбородко, любезно отпуская просителя. Иногда он успокаивал просителя словами: „Будьте, батюшка, благонадежны“, которые обычно произносились настоящим малороссийским выговором». Н. Григорович (см. его книгу «Канцлер Безбородко») рассказывает несколько анекдотов по этому случаю. Раз один из названных просителей серьезно обратился к вельможе с просьбой определить его в должность театрального капельмейстера, «чтобы палочкой махать да по шести тысяч брать»; снисходительный сановник только ласково улыбался и объяснял просителю, что для маханья палочкой в оркестре и получения шести тысяч нужно знать музыку, хотя немножко. Другой раз, работая у себя в кабинете, Безбородко услышал в приемной комнате топанье ног и протяжное зевание с разными переливами голоса; осторожно взглянув в полуотворенную дверь, он увидал толстого земляка с добродушной физиономией, явно соскучившегося от ожидания. Вельможа улыбался, глядя из-за двери, как посетитель, не привыкший ждать никогда, все потягивался, зевал, смотрел картины и наконец, соскучившись окончательно, принялся ловить мух. Одна из них особенно заняла малоросса, и он долго гонялся за ней из угла в угол; улучив затем минуту, когда назойливое насекомое село на огромной вазе, охотник поспешно размахнулся и хватил рукой. Ваза слетела с пьедестала, загремела и разбилась вдребезги. Гость побледнел и потерялся, а Безбородко вышел в приемную и, ударив по плечу малоросса, ласково сказал: «Чи, поймав?» Иногда масса одолевавших Безбородко просителей заставляла его уходить по черной лестнице, но и в таких случаях хитрые малороссы не терялись, и раз один из земляков Безбородко, не застав его дома, забрался в его карету, стоявшую у крыльца. Канцлер был крайне удивлен, найдя в карете просителя, но, узнав дорогой о нужде земляка, сделал ему угодное. Безбородко был большой любитель карточной игры и нередко целые ночи проводил за зеленым столом; в картежной игре он не был счастлив. Безбородко также очень любил пение русских песен. У него почти жил тульский купец Иван Гаврилович Рожков, сын знаменитого некогда барышника лошадьми и поставщика их ко двору. Этот Иван Рожков обладал превосходным голосом и до такой степени был мастер петь русские песни, что, как говорит С. П. Жихарев в своих «Воспоминаниях», вошел даже в пословицу: «поет, как Рожков», – говорили про певца, которого хотели похвалить. Но дар песен был только второстепенным качеством Рожкова, а главным – были необыкновенное удальство, смелость и молодечество. Это-то и сблизило его с тогдашними знаменитыми гуляками: графом В. Д. Зубовым, Л. Д. Измайловым, А. А. Безбородко. Раз эти господа держали за него пари в 1000 рублей, что он, Рожков, на своем сибирском иноходце въедет в четвертый этаж одного дома в Мещанской, в квартиру балетной танцовщицы Ол. Дм. Каратыгиной, дочери эконома театрального училища (последняя жила с канцлером, впоследствии она вышла замуж за правителя его канцелярии, статского советника Н. Е. Ефремова, который за ней получил дом и значительную сумму денег). Рожков не только въехал, но, выпив залпом бутылку шампанского, не слезая с лошади, той же лестницею съехал обратно на улицу. Тысяча выигранных рублей была наградою Рожкова. Этот подвиг у петербургской Аспазии передавал герой Жихареву следующими словами: «Когда я взъехал к ней в фатеру, окружили меня гости, особ до десяти будет, да и кричат: браво, Рожков! шампанского! И вот ливрейный лакей подает мне на подносе налитую рюмку; но барышня сама схватила эту рюмку и выпила не поморщась, промолвив: это за твое здоровье, а тебе подадут целую бутылку».