Старая Москва. Старый Петербург

Особенно роскошны выходили у него праздники на его даче по Петергофской дороге. На этих праздниках сюрпризы встречали публику на каждом шагу. Все театральные труппы участвовали в празднествах, и, конечно, не даром, а за весьма приличное вознаграждение.

Раз такой праздник удостоил император Александр Павлович своим присутствием и в разговоре при прощании, полюбопытствовав узнать, во что обошелся праздник, спросил Нарышкина. «Кажется, двадцать пять или тридцать рублей», – отвечал вельможа. «Что за пустяки!» – «Божусь вам, ваше величество! Лист вексельной бумаги, который я подписал за расходы, обошелся мне не дороже этих денег…»

В 1812 году, во время войны, Нарышкину кто-то хвалил храбрость его сына, находившегося в армии, говоря, что он, заняв одну позицию, храбро отстоял ее от неприятеля.

– Это уже наша фамильная черта, – сказал Нарышкин, – что займут, того не отдадут!

Раз при закладке одного корабля государь спросил Нарышкина: «Отчего ты так невесел?» – «Нечему веселиться, – отвечал Нарышкин, – вы, государь, в первый раз в жизни закладываете, а я каждый день».

– Он живет открыто, – отозвался император об одном придворном, который давал балы чуть ли не каждый день.

– Точно так, ваше величество, – возразил Нарышкин, – у него два дома в Москве без крыш.

Один старик-вельможа жаловался Нарышкину на свою каменную болезнь. «Вам нечего бояться, – сказал Нарышкин, – всякое деревянное строение на каменном фундаменте долго живет».

Министр финансов хвалился Нарышкину, что он сжег много ассигнаций. «Нечего хвалиться, – сказал Нарышкин, – они, как феникс, возродятся из пепла».

Нарышкин славился также своим крепостным хором великолепной музыки. Дом его называли тогда в Петербурге «Новыми Афинами».

Петербургские театры во время директорства Нарышкина достигли значительного совершенства. Ему также много способствовал и его помощник, известный в летописях русского театра, князь Шаховской.

Но блистательная деятельность Нарышкина имела и обратную сторону: так, известный в то время драматург В. А. Озеров частенько жаловался в письмах к Оленину на несправедливость директора. И, говоря о постановке своей трагедии «Поликсена», за которую Нарышкин обещал заплатить 3000 рублей «выводу» (т. е. гонорара), но не заплатил: «Последнюю несправедливость терплю от Александра Львовича, – писал он, – не он ли обещал, что даст предписание требуемых сочинителем трех тысяч, после второго ее представления, по заведенному порядку. Два раза „Поликсена“ играна. Почему ж он отлагал платеж до третьего представления? Убедительно прошу вас требовать моей трагедии от дирекции обратно, не допущая, чтобы она была в третий раз играна. Для моей славы довольно и двух представлений, для имени Нарышкина довольно и сей его неправды против меня».

Вот еще и другой случай. За несколько дней до первого представления оперы «Леста» певица Болина вышла замуж за чиновника М. и подала просьбу об увольнении ее со сцены, но Нарышкин, не желая лишиться актрисы, оставил ее просьбу без уважения. Накануне представления молодая чиновница получила повестку явиться на репетицию. Разумеется, она не явилась и решительно отказалась от роли. Помощник Нарышкина князь Шаховской, известный своей вспыльчивостью, послал театрального чиновника объявить ее мужу, что не принимает никаких отговорок.

– Скажите князю, – отвечал супруг, – что жена моя титулярная советница и что я в таком только случае позволю ей играть роль Русалки, если его сиятельство согласится взять на себя роль Тарабара.

Современники Нарышкина рассказывали, что расточительность его не имела границ и он частенько нуждался в небольших суммах, а потому кругом был в долгах. Однажды, желая куда-то съездить, он приказал слуге заложить карету, и тот, поняв приказание барина в кредитном смысле, заложил ее какому-то ростовщику.

Остроты, каламбуры и шутки Нарышкина долго жили в памяти петербургского общества. Сам император Павел Петрович очень любил Нарышкина и прощал ему самые смелые его выходки. Раз в театре, во время балета, государь спросил Нарышкина, отчего он не ставит балетов со множеством всадников, какие прежде давались часто.

– Невыгодно, ваше величество! Предместник мой ставил такие балеты потому, что когда лошади делались негодны для сцены, он мог их отправлять на свою кухню… и… съесть.

Предместнник его, князь Юсупов, был татарского происхождения.

Балет в управление Нарышкина театрами процветал. Танцовщик Дюпор, приглашенный им из Парижа, получал за каждое представление по 1200 рублей за спектакль, или в год 60 000 рублей (180 000 франков по тогдашнему курсу).

При Нарышкине в 1812 году был еще определен вице-директором театров действительный камергер князь Петр Иванович Тюфякин.

Первоначально звание вице-директора было только почетное место, но впоследствии, когда Нарышкин уехал за границу, управление театров было вверено князю Тюфякину, который оказался весьма хорошим хозяином, так что в 1814 году, по возвращении главного директора, долги дирекции были уплачены собственными своими средствами.