– Я до сих пор друзьям не пишу, где служу. Узнают – засмеют. Они кто в десанте, кто на границе, кто в Афган попал, а я – чемпион районного Сабантуя по борьбе в полулегком весе – в стройбате с лопатой в руках «воюю». В начале моей службы у нас в роте отправили в госпиталь парня с выбитыми передними зубами и сломанными двумя ребрами. «Деды» потешались: в день приказа о дембеле построили в казарме молодых в шеренгу и устроили показательную «децимацию» – каждого десятого выводили из строя и били кулаками в челюсть и в грудь, сбивая с ног. Молодые потом написали жалобу в газету, но письмо, понятное дело, дальше гарнизона не ушло. Ладно хоть они его печатными буквами написали, а то бы несдобровать сочинителям.
Командир дело замял – и так год назад звездочку капитанскую с его погон сняли за то, что во время его дежурства по части солдаты двух рот устроили на плацу пьяную драку, а потом пошли на штурм штаба. А он в ту ночь к бабе в город смылся. Вызвали, а он пьяный в стельку. И это сошло бы ему с рук – что за невидаль для дальнего стройбата, – если бы в ту ночь на кухне один «дед» молодому солдату не разбил лопатой голову за то, что тот отказался ему форму стирать. Пока молодой лежал в госпитале в городе, настрочил письмо домой с жалобой. Отец его поднял шум, в Москву ездил. «Деда» в дисбат, а у командира с погон звездочку долой. Ну а меня в начале службы спортивная подготовка выручала. Сила с силой считается. А ты как выдержал?
– Мне помогло умение рисовать. «Дедам» надо было дембельские альбомы оформлять, наколки делать, из-за этого они меня не трогали. И начальство оберегало, особенно замполит: я рисовал плакаты и оформлял стенды для ленинской комнаты.
– Без художника стройбату не обойтись, – усмехнулся Ренат. – Иногда кажется, что ты в психушке. Странная компания: есть парни с высшим образованием, есть неграмотные – просят письма из дома читать и диктуют сослуживцам ответы. Есть судимые. Помню, после прибытия в часть наутро не могли разбудить цыган. Привыкшие к вольной жизни, они никак не могли понять: зачем надо вставать по приказу и так рано? Командир части, чтобы взбодрить их, крикнул дежурному офицеру: «Срывай пломбу, бери автомат!» Только тогда они засуетились. Повскакали с коек, подбежали к командиру, умоляли, стоя на коленях: «Не стреляй, дяденька!» Но зато наша рота все конкурсы по художественной самодеятельности благодаря им выигрывала. Не раз они увольнительные в город для нас добывали. Правда, возвращались в часть всегда через городскую комендатуру.
Через месяц службы один цыган сбежал из части домой. Ему друг написал, что к его девушке другой ходит. В поезде изловили, по стройбатовской форме ВСО легко узнали. Вернули. Отсидел неделю на «губе», снова сбежал, добыв до того «гражданку». Добрался-таки до родных степей. Его там целый полк отлавливал. Назад под конвоем доставили. Судить не решились: молодой, неграмотный, что с него взять? Говорил нам, что разобрался с тем ухажером – женщины интересовать того больше не будут до конца жизни.
А я ведь тоже из-за девушки в стройбат попал. Дружил перед армией с тихой красавицей Айсылу. Жениться собирались, семьями уже дружили. Ждали окончания уборочной, чтобы свадьбу сыграть. А в конце лета ее… украли. Потом выяснилось: из соседней деревни приезжал парень со своими дружками на лошадях. Ночью. Лошадей оставили за огородами у пруда. Парень тот вызвал из дома Айсылу «для разговора». Они были знакомы по школе. В их деревне только восьмилетняя школа, поэтому в старшие классы он ходил в нашу среднюю. Айсылу доверчивая, пошла прогуляться с ним по переулку. А там его дружки дожидались. Накинули одеяло, на лошадь силой посадили и в свою деревню галопом! Переночевала невеста у жениха – считай все, жена, ничего уже не поделаешь. Никто другой такую замуж не возьмет.
Узнал я об этом уже на другой день. Помчался на лошади в ту деревню. С женихом и его братьями подрался. Вся деревня посмотреть сбежалась. А народ что: «Не мужик ты, раз невесту упустил. Все по обычаям дедов сделано. Ступай подобру назад». Кое-кто за оглобли взялся. «Пусть Айсылу выйдет, сама скажет! – крикнул им. – А так не уйду, хоть убейте!»
А что она скажет? Вышла грустная, заплаканная: «Не могу я теперь уйти, Ренат, сам понимаешь. Судьба такая, видно. А ты будь счастлив!» Вот так, как в допотопные времена! Я еще ночью пьяный туда притащился. Окна поразбивал у них. Они участкового вызвали. Был суд. Дали условный срок, из комсомола выгнали сразу. Стройбат был обеспечен.
– А ты уверен, что он украл Айсылу без ее согласия? Говорят, в таких случаях заранее договариваются. Был в наших краях похожий случай.
Ренат усмехнулся.
– Мы виделись с ней в райцентре, за неделю до моих проводов в армию. Случайно. В автобусе вместе ехали. Говорю ей в шутку: «Давай украду тебя. Второй раз. Поехали ко мне!» А она серьезно: «Я бы и сбежала. Людские пересуды меня теперь не испугают. Только я жду ребенка». «Я тебя и такую возьму», – говорю ей. «Знаю, – тихо отвечает. – Но теперь ничего не поделаешь».