Провинциальный книгочей, безотцовщина, но успешный выпускник Московского университета, он совсем ещё молодым человеком издал философский труд высшего качества «О понимании», который тогда никто не заметил, не купил и не прочитал и, не читая, все признали неудобоваримым и непонятным, – пока лишь в начале XXI-го века его не переиздали энтузиасты. И обнаружилось, что это труд вообще не для двух извилин. Провинциальный поклонник Достоевского, он и принёс себя в жертву его личной памяти, женившись, несмотря на 17-летнюю разницу, на его престарелой любовнице, которой, однако, хватило жизненных сил 20 лет отказывать Розанову в разводе, обрекая его детей на отвратительную по тем временам незаконнорождённость. Именно поэтому Розанов стал центральным в России специалистом по «семейному вопросу» и предъявил стране сотни страниц бюрократически-семейного ужаса и несправедливости.
Провинциальный учитель в Елецкой гимназии, именно Розанов своей властью репрессировал сразу трёх своих учеников разных лет, каждый из которых составил славу русской культуры
– Ивана Бунина, Сергея Булгакова и Михаила Пришвина. И все они – в ряду его почитателей. Обременённый муж и отец, непрерывно всю жизнь тяжело нуждавшийся и потому ежедневно исполнявший газетную каторгу, перерабатывавший гору повременной литературы, он не дал себе творчески вымереть и оставил после себя многотомие энциклопедических по кругозору трудов о русской культуре, из которых – несколько томов не войдут никогда в школьную программу только потому, что русская гуманитарная школа, наверное, будет окончательно превращена в процесс заполнения квадратиков галочками. Поэт сексуальной любви, скандальный интимник литературного круга, Розанов – и это в нём проговаривается непрерывно – верный рыцарь матери своих детей и своих детей. Нелицеприятнейший ругатель знакомых и близких, Розанов
– и это видно на каждой его странице – человек самого искреннего покаяния и любви.
Страшный участием в разжигании «дела Бейлиса», Розанов – и это знает каждый грамотный его читатель – перед смертью завещал всё своё наследие еврейскому народу.
Детально описавший «тёмный лик христианства» и «русскую церковь в параличе», Розанов – великий именно христианский мыслитель.
Уверенно юродствовавший в печати, Розанов очень хорошо знал себе цену и очень хорошо понимал своё значение для русской культуры, которое нам открывается только теперь.
Россия
Рр
ОСТРОВ
Всю жизнь мечтал жить на острове. И скоро понял, как его зовут: это Васильевский остров в Петербурге. Вы потом кланяйтесь ему от меня в будущем счастливом нашем Отечестве.
Кончиться можем только мы, Россия продолжается. Кричать же и торопить нельзя.
ПАТРИОТКИ
Навстречу мне по Фонтанке идут две молодые худые петербурженки. Одна, что с пивом в руке, громко и удовлетворённо говорит другой:
– Ведь будет же так, что России не будет. Будет.
И тут же тревожно:
– Но что будет на её месте?
Ээээ, думаю я, девочки. Сколько миллионов говорили в 1918-м и в 1941-м, что Россия умерла, сколько ещё после вас сменится поколений, пока история прекратится и Россия вместе с ней.
СПОСОБЕН ЛИ ПРОВИНЦИАЛИЗМ БЫТЬ ТВЁРДЫМ?
Требование к власти БЫТЬ ТВЁРДЫМ к шантажистам всегда ломается на том, что власть прежде должна начать с себя и быть твёрдой по отношению к собственной измене. Но она этого делать не может, пока её суть – провинциальная, колониальная и компрадорская
Когда Русская Польша опять восстала, имперский Петербург сочувствовал ей. Именно поэтому М.Н. Катков писал 12 июня 1863 года об этом отношении к восстанию так:
Угодливость притязаниям есть слабость, никогда ничего не излечивающая, а, напротив, поощряющая нахальство, которое, видя в ней только робость, возвышает свои требования и насмехается над законом… Чьи-нибудь интересы всегда приносятся в жертву, а никто не имеет права жертвовать ничьими, кроме своих, интересов. Популярничать на чужой счёт нечестно. Вот почему уступчивость и угодливость в общественных делах несовместима не только с либерализмом, но даже и с честностью.
ПОЛЬША
В отрочестве мне было неприятно, что Суворов подавил поляков. В моём сознании это не умещалось не из-за советской пропаганды, утверждавшей светлый облик Костюшки. Не знал я тогда этого. А потому, что, в глубокое советское время отыскивая в школьном атласе имя «Россия» на зелёной карте Российской империи, я мечтал и не мог мечтать о России реальной.
Борьба за национальную свободу – одна из самых подлинных и стоящих в этой жизни.
Но в этой борьбе, как и во всём подлинном, дьявол живёт в подкладке – в империализме национального освобождения поляков, венгров, румын, шведов-финнов в отношении украинцев, сербов, белорусов, русских, карел, опять венгров. В этом различении – суть русско-польского вопроса.
ИСПАНСКИЙ ЯЗЫК И РУССКИЙ ПЕЙЗАЖ