Старая русская азбука

Сторонник «чистого» непротивления вместе со всем остальным человечеством пользуется плодами всей предшествующей борьбы со злом: всею своею жизнью, безопасностью, возможностью трудиться и творить – он обязан усилиям, подвигам и страданиям тех, кто до него, из поколения в поколение обуздывал зверя в человеке и воспитывал в нём животное, а также тех, кто ныне продолжает это дело. Именно благодаря тому, что находились люди, добровольно принимавшие на себя бремя активной борьбы со злодеями, эту, может быть, тягчайшую разновидность мирового бремени, – всем остальным людям открывалась возможность мирно трудиться, духовно творить и нравственно совершенствоваться. Ограждённые и обеспеченные от злодеев, окружённые незлодеями, они оказывались в значительной степени освобождёнными от напряжений отрицательной любви и свободно могли предаваться, в меру своей нравственной потребности, благам высшего бескорыстия, любовной уступчивости и личного непротивления.

Следует ли из этой двусмысленной формулы прямой призыв к большинству пройти героическим путём меньшинства в борьбе за цивилизацию и безопасность – и для этого лишить себя и безопасности, и благ цивилизации? Вступил ли сам Иван Ильин на этот путь, пока его большевики не выслали из Советской России? Отвергая безоружное непротивление, Ильин легко обошёл его массовую природу и подменил моральную силу социального большинства личным выбором одинокого романтического героя (у ног которого, предполагается, разворачиваются подчинённые ему фашистские фаланги, а не болота советского принудительного труда). Романтическая индивидуализация «сопротивления злу силою» и возвращает моральный протест в политически профессиональную сферу, для которой, как показывает опыт начала XXI века, уже «всё позволено» – после нескольких речевых упражнений в риторике и казуистике.

Гораздо более существенным в поиске русского ответа на опыт массового насилия в ХХ веке служит до сих пор, к сожалению, мало оценённые и мало понятые в их революционности для тысячелетнего православия на территории исторической России «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», принятые на Архиерейском Соборе РПЦ 2000 года. Новая социальная доктрина РПЦ обоснованно исследует насилие в его высшем проявлении обычной для ХХ века тотальной войны, предъявляя ей максимально жёсткие ограничения, прямо противостоящие инструментальной эксплуатации гражданского населения организаторами современных государственных переворотов: