Старец Арсений Пещерник, сподвижник Иосифа Исихаста

Они оба сражались с началами и властями тьмы, выйдя из этой борьбы победителями и получив почесть вышнего звания[127].

За возможные упущения и несовершенства книги я прошу снисхождения в первую очередь у старца, а потом и у всех его духовных чад, желая, чтобы настоящая книга послужила поводом для нового и лучшего издания.

Что касается ее названия, то я полагаю, что именование старца Пещерником уже общепринято ввиду того, что приснопамятный большую часть жизни провел вместе со своим сподвижником в горах, пещерах и ущельях земли[128].

Безусловно, подошло бы и название «Арсений Исихаст», а также старец по справедливости мог бы быть назван «таинником и истинным чадом Богородицы».

Госпожа наша Богородица, жившая вначале во Святая святых (впрочем, и вся жизнь Ее является образцом для исихаста), проявляет, как известно, особенное благоволение по отношению к монашескому воинству. Она по преимуществу является Предстательницей, Питательницей, Руководительницей, а также и источником благодати и утешения для тех, кто отрекся от мира, от суетных наслаждений и даже, по слову Господню, от самого себя[129].

Старец Арсений, благодаря самоотречению и своим сверхъестественным подвигам, действительно стал таинником и истинным чадом Богородицы, всегда с дерзновением умоляющим Ее о нас. Поэтому в заключение мы просим его святых молитв к Госпоже нашей Богородице, а также к Рожденному от Нее. Аминь.

Вечная ему память.

Посвящается

Иеромонаху Харалампию, Дионисия обители некогда игумену, как духовному моему отцу, во афонитов житии рожденному, Пещерником же Арсением из купели воспринятому, сподобившемуся видеть обоих богоугодное житие, явившемуся отражением исихаста Иосифа Пещерника. Свидетельствую о сем малым, признательность имея большую.

Приими же, отче приснопамятне, недостойного чада твоего убогий дар.

Приложение

Иеромонах Харалампий, исихаст и игумен (1910–2001)

Когда настоящая книга готовилась к изданию, в небесные селения был призван, дабы присоединиться к прежде него отшедшим святым отцам, великий отпрыск братства нашего приснопамятного и святого старца Иосифа Пещерника — мой блаженный старец отец Харалампий.

Нижеследующие строки являются кратким памятным очерком, написанным по чувству неизмеримого долга, уважения и признательности. Что же до более полного жития старца, то я питаю благую надежду, что в очень скором времени и нашим монастырем, над которым он на протяжении целого десятилетия осуществлял пастырское руководство, и другими людьми, знавшими его и сподобившимися с его стороны различных благодеяний, будет написано многое.

Я умалчиваю о первом периоде его жизни — времени великих подвигов и чудесных событий, в ряду которых особое место занимает спасение от верной смерти от болгарских участников комитата[130]. Спастись тогда удалось благодаря чудесному вмешательству великомученика Георгия.

Из того, что я, как его послушник, на протяжении тридцати пяти лет (1965–2000) увидел, услышал и пережил сам, здесь помещаю лишь немногое.

По ревности, обычно отличающей молодых людей восемнадцати — двадцати двух лет, я, когда был в Афинах, познакомился едва ли не со всеми сколько-нибудь известными духовниками. Среди них были: отец Епифаний (Феодоропулос)[131], отец Порфирий[132], отец Иероним Эгинский, благодатный священнопроповедник Димитрий (Панагопулос) и многие другие, к которым я, безусловно, испытываю великую признательность.

Но, по Божественному смотрению, тем, к кому я по-настоящему привязался всем своим сердцем, был мой приснопамятный старец отец Харалампий. Лишь впервые встретив его, я, подобно иному Филиппу, воскликнул, обращаясь к одному своему сердечному другу (да не покажется это преувеличением) со словами, подобными апостольским: «Мы обрели мессию»[133], то есть учителя.

С тех пор я был не в силах разлучиться с ним. В лице этого простого иеромонаха я (не потому, что был достоин, но, я бы сказал, по его молитве, как второй Мотовилов) почувствовал нечто и обрел крупицы от его духовного богатства.

Я уверен, что под этим свидетельством подписалось бы множество его духовных чад и на Святой Горе, и за ее пределами.

Не было бы преувеличением, если бы я назвал старца Харалампия учителем умной молитвы. Конечно, и сегодня, как и прежде, есть и наставники, и бесчисленные книги об умной молитве. Но настоящих учителей, к которым относится и мой приснопамятный старец, отличает вместе с учительством и способность передать дар тем, кто слушает их с верой и обладает способностью к восприятию.