Я знаю, что даже с непослушными людьми случалось, что после первой встречи со старцем, после первой исповеди и его наставления они с первой же ночи входили в ритм восьмичасового бдения. В результате их поведение изменилось и они стали примером и для простых, и для духовных людей. Некоторые из них пополнили ряды монахов.
Приснопамятный был богат многими и великими добродетелями: любовью, сострадательностью, долготерпением, смиренномудрием и прямотой. Венцом же этих добродетелей были блаженная простота и милосердие.
С первого же дня своего монашества он подвизался в еженощном бдении, сопровождавшемся множеством коленопреклонений и слезами любви, проливаемыми не только о Боге, но и о всем мире. Его бдение всегда было всенощным и завершалось в полночь ежедневной Божественной литургией, во время которой он поминал тысячи имен живых и усопших людей.
Рассудительный Старец[134]
уже на втором году монашества отца Харалампия возвел его на степень пресвитера. С того времени и до старости, когда его поразил острый инфаркт миокарда, он никогда не оставлял Божественной литургии. Служение его всегда передавало присутствующим преизобильную благодать. Конечно, мы не сомневаемся в действенности служения любого священника, но служитель, сам исполненный благодати, делится ею со своими «сотрапезниками» ощутимым образом.Незабываемы воспоминания о его литургиях в подвижнических каливках Малой Анны и Нового Скита, где он часто не мог сдержать обильно изливавшихся слез и прерывал свои возгласы, продлевая тем службу.
Но самые неизгладимые впечатления остались от пасхальных литургий. Его Старец всех своих послушников отсылал в кириакон скита. Оставались только отец Харалампий и два псалта — старцы Иосиф и Арсений. От возгласа «Благословенно Царство» и до самого отпуста все трое принимали участие в службе, часто прерывавшейся непрестанными слезами, рыданиями любви и славословиями. «Там, чадо мое, мы не
Чудеса, совершавшиеся по молитвам отца Харалампия
Благодаря пламенной молитве приснопамятного старца Харалампия мы часто видели, слышали и переживали сами многоразличные чудеса. Он исцелил множество больных, очень многим помог в затруднительных ситуациях, изгонял демонов и совершал немало иного, достойного удивления.
Когда его просили помолиться, он не во всех случаях бывал услышан[136]
. Но чудесно было то, что в молитве он всегда получал соответствующее извещение. Поэтому иногда он уверял просителя, что Господь поможет. А в другой раз говорил: «Бог желает помочь, но чего-то хочет от тебя самого». И действительно, многие имели или неисповеданные грехи, или размолвку с кем-либо, или поступили несправедливо, или держали на кого-то зло. По необходимости они исправляли себя и бывали услышаны Богом. Иногда же старец прямо и недвусмысленно возвещал: «На то, о чем ты просишь, нет воли Божией».Великим чудом было и то, что он служил для людей источником благодати — до такой степени, что, бывало, если у кого «подсядут батарейки», он спешит к отцу Харалампию, точно к зарядному устройству, чтобы «подзарядиться».
Что касается иных духовных дарований, то он был человеком исключительно прямым, простым и милостивым. Он одинаково смотрел на всех, поэтому иногда случалось, что некоторые люди использовали это в корыстных целях.
Что же до милости, то, осмелюсь сказать, что с его уходом в этом отношении кончилась целая эпоха. Он благодетельствовал всем без различия. И конечно, многие бедняки, прежде чем обойти все монастыри с известным письмом[137]
, посещали Буразери. Причина была очевидна: существенный взнос старца, который, если о том просили, записывался на бумаге, подвигая монастыри проявлять большее усердие и делать более значительные пожертвования.Однажды я, новоначальный, осмелился спросить:
— Но, геронда, откуда же у вас столько денег?
А простой, однако мудрый старец ответил:
— Подожди, чадо мое, и ты сам узришь благословение Божией Матери.
И действительно, я увидел и удивился.
Но приснопамятный старец оставил нам и образец смиренномудрия, когда после первого приступа болезни по собственной воле отказался от игуменского достоинства, передав игуменский пастырский жезл и пятьдесят братий в надежные руки одного из своих избранных учеников. Сам же удалился в свою келию, отдав предпочтение безмолвному и беспопечительному житию.