Старфайндер

Отношение общества Дёрта к сексу действительно отличалось чрезмерной строгостью, но эта строгость не произрастала из нравственных ценностей древних пуритан. Первые поселенцы на Дёрте составляли религиозный культ так называемую неоессейскую церковь, и их потомки не изменились и не отклонились от аскетизма, заложенного в основу их веры. Христос представлялся им ессейским монахом, который отрицал секс, и хотя обитатели Дёрта не могли считаться настоящими ессеями, они жили, совокупляясь лишь по необходимости, а не по каким—либо другим причинам, только чтобы сохранить общество и обеспечить общину работниками. Дети считались общественной собственностью; общинные школы, которые они посещали в возрасте от трех до пятнадцати лет, были очень строго разделены по половому признаку и играли роль дома, церкви и класса. Образование больше замалчивало, чем просвещало, делало акцент на прошлом за счет настоящего и под любым предлогом избегало тех областей знаний, которые вступали в противоречие с верованиями неоессеев. Если сокращенные курсы по таким относительно современным предметам, как антропология и философия Юнга, и входили в учебные планы, то лишь потому, что общество желало относительно прилично ознакомить своих будущих просветителей с теми аспектами научной мысли, не доверять которым им должно больше всего. По завершении образования дети мужского пола работали на общинных полях, а дети женского пола — на общинных кухнях. Лица мужского пола достигали официального совершеннолетия в восемнадцать лет, а лица женского пола — в семнадцать. С этого момента разрешались браки, но супруги могли жить вместе только тогда, когда численность населения данной коммуны позволяла некоторый прирост, и только тогда в ее ряды могли влиться новые члены. Все браки ограничивались достижением возраста сорока и, соответственно, тридцати восьми лет; бывшие супруги оба получали привилегию служить своей общине на религиозном поприще, причем мужчины получали звание «монах», а женщины — звание «монахиня». Монахи и монахини пробавлялись орехами и ягодами, трижды молились утром, трижды днем и трижды вечером. Каждый день четырежды обливались холодной водой. Ходили босиком, с грозными лицами. И одевались в серые рясы до пят, с капюшонами.

В семнадцать лет Старфайндер уже насмотрелся на работу на пшеничных полях, где мотыжил землю, зашвырнул подальше мотыгу и пересек напрямик почти всю страну, чтобы попасть в ближайший космопорт. Он добрался туда на попутном челноке и в итоге оказался зайцем на грузовом корабле, как раз перед тем как тот отправился в светоскоростной рейс в сторону Туле**.

Он не сознавал, что в его сознании появилось понятие «заяц», как капитан этого фрейтера не сознавал, что «заяц» появился на его корабле.

Ганглий походил на гигантскую розу.

Синюю розу.

Она заполняла половину камеры, лепестками едва не касаясь стен. Казалось, что камера — сад, а роза проросла из его плодородной почвы за долгую восхитительную весну, теплую и дождливую.

Именно здесь хранилось содержимое памяти кита; именно здесь было то, что позволяло ему принимать решения, то, что позволяло ему управлять массивным телом, здесь помещались его глаза и уши — всеобъемлющий аудиовизуальный аппарат, который накрывал область с радиусом, измеряемым в парсеках.

Средства управления на контрольной панели манипуляторами—«руками» походили на пару гибких металлических перчаток. Старфайндер сунул в них дрожащие руки. Его неизменно потрясала красота этой «розы», но эта красота не могла заслонить память о его слепоте, о том времени сплошной темноты, когда по иронии судьбы он «читал» все те книги, которые никогда и не думал читать, пока его глаза могли видеть.

— Стебель, — сказал он Наиси Но-Ку. — Подойди к нему как можно ближе.

Она снизилась, так что плот оказался всего в нескольких дюймах над полом камеры, а затем осторожно пустила его вперед, удерживая ниже свисающих лепестков. Ее лицо в отблесках излучения «розы» было синим. Старфайндер протянул «внешние руки» вниз, к закрепленному на фартуке металлическому контейнеру, отпер замок, удерживавший на месте крышку, и поднял ее. Тем временем плот, повинуясь Наиси Но-Ку, занял нужную позицию, и Старфайндер извлек из контейнера первый заряд. Неопластический. И закрепил на стебле.

Медленно и осторожно он закрепил еще три заряда.

— Этого вполне достаточно! — фыркнула Наиси Но-Ку. — Большинство Ион используют всего два!

— Этот Иона всегда и все делает наверняка. — Он закрепил пятый заряд.

— Дурак! Ты разнесешь на куски и нас вместе с его мозгами!

— Она права, Старфайндер! — выкрикнул с обзорного экрана, Кессельман, до сих пор хранивший благоразумное молчание. — Уводи плот подальше оттуда, Наиси Но-Ку!

Она уже выводила плот из—под лепестков. Теперь она развернула его и вела к выходу из камеры, в тот коридор, по которому они попали сюда. Старфайндер не возражал. Он высвободил руки из «перчаток» и стоял, тупо уставившись сквозь прозрачную стену на затухающую синеву, прислушиваясь к шуму в собственной голове.