Старинная шкатулка

Он привычно легко остановил машину возле магазина «Букинист», где работала кассиршей его новая знакомая Виктория Георгиевна. Первый раз он увидел ее с месяц назад. Она вяло шагала по тротуару с двумя сумками. Поравнявшись с ней, он почти машинально спросил: «Помочь?» Она ответила устало и одновременно бойко: «Если можете…»

Возле кассы никого. Виктория Георгиевна наивно-удивленно глядела на него:

— Как давно я вас не видела.

«Да мы и виделись-то всего три раза, — подумал Роман Алексеевич. — Сказали друг другу по две фразы, вот и все».

Он не был книгочеем. И в «Букинист» никогда прежде не заглядывал.

— Мне сказали, что в вашем магазине есть книги по домоводству, — соврал он.

Чесноков лгал редко. Когда уж припирало и правду сказать было нельзя. Любил утаивать и не любил врать.

— По домоводству? Да что вы, господь с вами! Я здесь уже больше года работаю и не помню, чтобы кто-то сдавал книги по домоводству.

«Как она мило смотрит. Улыбчиво и застенчиво. Чувствуется: изучает меня».

Внешность у Чеснокова, в общем-то, внушительная. Правда, привередливые бабы болтают, что лицом он не шибко пригож и что у него слишком длинные угрожающие руки. Но руки на работу нацелены, не на разбой.

— Скажите… — начала она робко. — Я вот радиоприемник хочу купить. Живу я далеко. А машины нету.

— Хорошо, я вам помогу. Когда будете покупать?

— М-м. Если можно, то завтра бы. Я возьму отгул.

— К сожалению, завтра я буду занят. А вот в субботу — пожалуйста. В субботу! Согласны?

Кивнула. Быстро и стеснительно. По-девчоночьи.

«Она хочет нравиться. Это заметно. Крупные черты лица. И толстовата, пожалуй. И все же приятная женщина. Потому что женственна. А как будет ее уменьшительное имя? Вика, что ли?..»

Роман Алексеевич не говорил ей, где и кем работает. Кто знает, как она это примет.

«Дают же такие имена. В сладкую минуту как ее называть? Викторинька?..»

— Надеюсь, много вы с меня не возьмете. — Она улыбалась уже по-другому — просто, деловито.

— Стакан сухого вина.

— А если вас остановит ГАИ?

— Поем чесноку и лаврового листа. Старый надежный способ.

Как легко и по-доброму она смеется. Он подъехал к своему дому уже в сумерках. Его встретила во дворе жена Мария.

— Ты чего опять задержался?

Роман Алексеевич устало махнул рукой. Смолчал. Лучше смолчать, чем соврать.

— Пришли плотники. Уже с полчаса как ждут.

Чесноков живет в доме тещи Анастасии Константиновны, старухи простодушной и жалостливой. Дом далеко от кладбища и дороги кладбищенской. Оно и лучше. А то гляди-ка днем и ночью на могилы и на покойников. Сдуреть можно. Собственно, от тещиного дома мало чего и осталось. Было две комнаты. Стало четыре. Мансарду и веранду построили. Гараж и баньку. Водопровод на кухню провели. Автомашину купили и спальный гарнитур. Кто как, а Роман Алексеевич о спальне заботится. Треть века люди проводят в спальне, шутка сказать. Почивают. Отдыхают. И любятся. И спальня у Чесноковых прямо-таки барская.

Возле дома — сад. И тут тебе всякая прелесть — и смородина, и малина, и клубника. Яблони и облепиха. Все посадил своими руками.

В коридоре сидели два пожилых мужика. Не бриты. Одеты как попало.

— Здорово, мужики! — намеренно-весело сказал Роман Алексеевич, снимая тужурку и кепку.

— Здравствуй! — вразнобой и грубовато ответили плотники.

— Ну, баба моя, наверно, сказала уж вам, что мы хотели бы сделать. Доски и стекло у вас есть?

— Найдем, — с хвастливой уверенностью ответил один из плотников, толстомясый и лобастый.

— Ладненько! А скока ж вы сдерете с нас? — Чесноков улыбался. С простыми, не шибко грамотными людьми он старался говорить их языком, простонародным, с диалектными словами. И с удовольствием отмечал, что это ему удается.

— Четыре косых, — угрюмо проговорил второй плотник.

— Каких косых?

— Четыреста рублев, — усмехнулся лобастый.

— Да вы чо это, мужики?! — по-бабьи развел руками Роман Алексеевич. А сам подумал: «Нормальная цена. За триста сладимся». — Ведь крылечко-то нам небольшое надо.

— Дык вы ж хотите, чтоб с резьбой. И с верандой.

— Да. С художественной резьбой. Сможете?

— Могут, могут! — быстро проговорила Мария, махая рукой. — Все хвалят их.

— И верандочку… Много ли там работы-то.

— Ну, не скажи! — опять возразил лобастый. — С верандой вашей тоже до черта работы.

— Да ну уж!..

— Чего «ну уж»? Раму новую надо. Я вот чего не пойму. Ведь у вас все хорошо вроде — и с крылечком, и с верандой. Правда, старые они, ну дак что.

Чесноков снисходительно улыбнулся:

— У нас есть возможность сделать лучше.

— Да так оно!.. — непонятно как усмехнулся лобастый. — В общем, сделаем. Четыреста рублей.

— Сколько? — зачем-то переспросил Чесноков. — Нет, это слишком уж дорого.

— А возни сколько?

— Давайте за двести пятьдесят.

Лобастый зло хохотнул:

— За двести писят пускай кто-то другой делает. Пошли, Костя.

«А злой, видать», — подумал Чесноков, глядя, как лобастый после каждой фразы сдвигает брови, чем-то похожие на конские гривы.

— Ладно, ребята! Давайте за триста. И вот вам добавок. — Чесноков протянул лобастому бутылку вина. Ту, которую получил на кладбище от мужика с хриплым голосом.

Костя неотрывно глядел на вино.