Дело вдовы Ерофея, «Дарьицы», интереснее и сложнее. После обычного отчета о смерти мужа в ее челобитной следует перечисление семьи: «а я, горькая, осталась с детишками своими с Ивашкой, да с Кирюшкой, да с Гаврилком, да с Бориском, да со снохой Осиповой женой, да с внуком Ларькой Осиповым сыном сама сема[3]
»33. Ее старший сын Осип, женившийся весьма рано по обычаям старины, умер в один год с отцом, не поступив на службу и не получив оклада. После Ерофея в Каширском и Владимирском уездах осталось 412 четей поместья (кроме леса и покоса). Дарьица просила все это поместье справить, по обычаю, за двумя младшими сыновьями Гаврилой и Борисом (шести и пяти лет) и внуком Ларионом (полгода). «А внука моего, – писала попечительница семьи, – вели мне поить и кормить, покамест он возмужает и поспеет в твою государеву службу». Далее, после обычных справок и названий поместных дач, вдова записала известную формулу, созданную служебным положением старинного дворянства: «как ему будет 15 лет, в службу поспеет, будет служить с отца своего поместья, и станет мать свою и племянника Ларьку поить и кормить. А поспеет Ларька в 15 лет, он из того деда своего поместья служит и кормит бабку и мать».В тот же год троих мальчиков внесли в каширский список недорослей, а вскоре затем справили и Дворениново за будущими служаками.
Иван Ерофеев34
с Кирилой остались заштатными в отцовском поместье. Иван, уже юноша, скоро женился и вышел на службу, но еще долго, до самого совершеннолетия недорослей, семья жила вместе в одной усадьбе.Одно сельцо Дворениново, хотя бы и хорошо устроенное с небольшим прибавком, заброшенным во Владимирском уезде, на такую большую семью было далеко не роскошным обеспечением. Между тем московская протекция сильно помогала детям Ерофея, и они быстро поднимались по службе; трудно сказать, сколько они прослужили в первой статье, но после андрусовского перемирия имена их появляются в списке московских жильцов.
Первые годы владычества Дарьицы с сыновьями в Дворенинове ознаменовались разными поземельными делами; сперва успешно окончили хлопоты о новой прибавке из пустых земель князя Шестунова. При разделе семь братьев Болотовых получили по 12 четей 33
. Не участвовали только Иван с Кирилой; они шли в отвод. Затем началось бесконечное дело с князьями Горчаковыми, бившими челом на Болотовых, что они неправильно получили 86 четей из шестуновского именья.Это опять весьма характерная для своего времени тяжба, рисующая нравы и взгляды тогдашних помещиков; в таких делах сильно отражалось стремление служилого сословия обратиться в класс преимущественно землевладельческий. Аппетит к землевладению стал быстро развиваться после смутного времени. В XVII веке знатные и незнатные дворяне очень охотно заводили земельные споры, ревниво присматривались, нет ли где поблизости клочка земли, на который старый увечный владелец терял право, нет ли в чьем поместье лишнего против писцовой книги. На такой клочок налетало разом несколько челобитен, и многим хорошо принимавшимся за дело удавалось получить просимое.
Князь Горчаков старался доказать36
, что еще покойный Шестунов получил из земель князей Гундоровых лишних 86 четей сравнительно с поместьем, какое указано за последними писцовой книгой 1578 года, теперь же эта неправильно захваченная земля сдана Болотовым, тогда как она должна считаться свободной; поэтому он предлагал взять ее у них обратно. Дело началось еще при жизни обоих Семенов Дорофеевых. Вел его, главным образом, Панкрат Безсонов от имени остальных, и вел довольно энергично. Тогда уже среди служилого сословия начинал появляться тип гражданского дельца, ходока по приказным делам, охотно занимавшегося тяжбами. Совсем юношей Панкрат из всей семьи отличался на этом поприще. О его военной службе нет никаких известий, как будто он вовсе не служил, приказные же дела вел счастливо, сумел получить хорошую прибавку в свой оклад из поместьяГригория Васильева, выхлопотал для братьев по 12 четей из Шестуновских дач. После смерти Панкрата Горчаковское дело вел Кирило Ерофеев, более грамотный и развитой делец. Князь Горчаков доказал-таки, что 86 четей действительно были лишними, примерными у Шестунова. Кирило не мог этого отрицать, но возражал, что по указам нельзя поднимать поместных споров по делам, которые покончены до большого Московского пожара 1626 года. В то время как противник не покидал почвы законности в земледельческом вопросе, Болотов скоро перешел на почву служебных прав. За время польских войн его семья очень уменьшилась, многие ее члены сильно пострадали в походах, и Кирило отписывался по своей тяжбе так: «С этих пустошей все наши родичи служили; четверо их убито, а двое в полон взято. Не вели, государь, отнимать за кровь и за раны выслуженное поместье». Это дело пережило правление Софьи, царствование Петра и, наконец, при Екатерине II мирно кануло в вечность.