Старлинг Хаус

— У твоей мамы была дикая полоса шириной в милю. В конце концов, я думаю, она переступила черту, и папа выгнал ее из дома. Она бросила школу, уехала из города, а когда вернулась — там была ты. С этими волосами Грейвли. — Глаза Бев скользнули по моим жирным рыжим кудрям.

— И старый Леон. — Человек в особняке, из-за которого в округе Муленберг нет лунных мотыльков и союзов. Мой дедушка. — Он не забрал ее обратно?

Бев качает головой.

— Может, и забрал бы, если бы она стала добропорядочной, немного умоляла. Но твоя мама была упрямой.

Она говорит это с восхищением, но мне кажется, что мама была просто бунтаркой из богатых семей, одной из тех избалованных детей, которые нарушают правила от скуки. А потом у нее оказалось двое детей и слишком много гордости, чтобы просить о помощи. Вместо этого она научила нас добывать деньги и воровать. Она растила нас на парковках и в номерах мотелей, голодных и одиноких, преследуемых Зверями, которых мы не могли видеть.

И никто во всем этом чертовом городе ничего с этим не сделал. Они отворачивались и смотрели в сторону, как всегда делали и будут делать.

Даже Бев, которая в любой момент могла сказать мне правду, которой я доверяла.

Сейчас она не смотрит на меня, поглаживая табак в челюсти.

— Послушай, я должна была…

— Шарлотта принесла мои библиотечные фонды? — Мой голос холодный, спокойный.

Я вижу, как Бев слегка вздрагивает от удара хлыстом.

— Шарлотта не… — Она прочищает горло и возвращается к своей обычной агрессии. — Если ты хочешь получить свою порнуху, тебе придется идти в библиотеку пешком, как и всем остальным.

— Хорошо, — спокойно говорю я, а потом захлопываю дверь перед ее носом.

— Опал, эй, пойдем. — Я слышу шарканье ее ног по ту сторону двери. — Ладно, пусть будет так. Но я не включу интернет, пока ты не вынесешь мусор.

Ее сапоги шаркают по тротуару, когда она топает прочь.

После этого я полностью погружаюсь под воду. Уже не плаваю, а ныряю вниз, сильно ударяясь о дно реки. Я теряю счет дням и ночам, существуя в неизменных сумерках глубокой воды. Мне не нужно мечтать, так как я никогда не сплю; мне не нужно думать, потому что я никогда не просыпаюсь.

В какой-то момент дверь открывается. Я не переворачиваюсь, но чувствую запах теплого асфальта парковки, ощущаю обиженную вибрацию воздуха, потревоженного после долгой тишины. Я слышу голос Джаспера.

— Привет, — говорит он, а затем, через некоторое время, — Ладно, неважно.

Я думаю, что он уходит, но он возвращается позже, а потом снова. С каждым разом он становится все громче и назойливее. Опал, ты больна? Опал, что с тобой? Я чувствую себя одной из тех безглазых рыб, которые живут в глубоких бассейнах Мамонтовой пещеры, слишком хитрых, чтобы их поймали и вытащили на свет. Я остаюсь в безопасности и в глубине, даже когда чувствую мерзкий холод сорванных одеял, даже когда слышу изменение в его голосе, подростковый треск в конце моего имени. Опал, какого черта? Опал, почему у тебя ребра такого цвета?

Некоторое время он продолжает это делать, но в конце концов сдается и оставляет меня спокойно разлагаться. Какая-то маленькая, бодрствующая часть меня хочет огорчиться по этому поводу — вот каково это, быть вычеркнутым из чьего-то списка, — но большая часть меня испытывает облегчение. Легче развалиться на части, когда за тобой никто не наблюдает.

Артур Старлинг постепенно, неохотно осознает, что за ним кто-то наблюдает. Первой подсказкой стала нервная дрожь в задней части черепа, которая подсказала ему, что на земле Старлингов появился незнакомец. Он не обратил на это внимания, сославшись на то, что это невозможно, поскольку все ключи снова у него в руках, а единственный человек, который теоретически мог попасть в дом без ключа, никогда не вернется.

Второй подсказкой стал физический звук открывающейся входной двери. Он проигнорировал его по тем же причинам. Дом был недоволен тем, что Опал уехала — ни один кран не работал, окна были заколочены, а в холодильнике за ночь все превратилось в злобный зеленый осадок, — но он пока не собирался предавать его, открывая для врагов. К тому же Артур пил с таким усердием, что был одновременно пьян и похмелен, и не мог быть уверен, что вообще что-то слышал.

Третья подсказка — звук разбивающейся бутылки бурбона в нескольких дюймах от его головы. Это, как он понял, нельзя игнорировать.

Артур открывает глаза — процесс, не отличающийся от вскрытия пары покрытых коркой банок с краской, — и обнаруживает себя на полу библиотеки, что становится для него неожиданностью. Послеполуденный воздух липкий и горячий, потому что ни одно из окон не открывается, а за ним наблюдает молодой человек. Глянцевые кудри, длинные коричневые конечности, избыток ресниц. В нем нет ничего даже слегка знакомого — кроме выражения лица.

Только один человек смотрел на Артура с такой хитрой, загнанной в угол животной яростью.