Старомодная манера ухаживать

Как-то раз, в минувшее полугодие, вместо моего приятеля перед школой появилась Мария, мама Милены, и мне, грешнику, сразу захотелось переспать с ней. Конечно, я и раньше был с ней знаком, но тогда я впервые понял, кто она, эта Мария, кругленькая, крепенькая, а о маленьких ее ножках скажу позже. А глаза, глаза у нее были такие, что в них можно утонуть. Маленькая и какая-то беззащитная, всем своим видом будто показывает, что ее необходимо немедленно обнять. Может, я и преувеличиваю, а может, моя первая мысль была совершенно естественной: увидишь ее и тут же возжелаешь, м-да, какие только мысли нам в голову ни приходят, мы ведь не можем управлять ими, да и понять причины их появления нам не дано. Я думаю, что нет ничего страшного, когда иной раз какая-нибудь безумная картина, нечто невероятное промелькнет в нашей сумасбродной голове. По сравнению со всем окружающим кошмаром желание поиметь жену своего приятеля, или даже друга, не такой уж и страшный грех. Так я поначалу и подумал, говорю вам, можно запросто представить себе по меньшей мере полмиллиона таких случаев, но, понимаете ли, все переворачивается с ног на голову, когда что-то подобное начинает происходить с вами, когда оно касается непосредственно вас самих.

Вот как сейчас меня.

Кроме того, все ужасное и безумное может каким-то образом стать невероятно привлекательным, особенно если это не особенно больно.

Да, мы не в состоянии ни понять самих себя, ни управлять течением своих мыслей, даже если мы учились на Далай-ламу. Не говоря уж о страсти. Мы выходим за свои внутренние рамки, никто не в состоянии ограничить собственное «я», мы всегда хотим быть какими-то иными, скажем… Скажем, в то мгновение мне захотелось стать моим приятелем, и не потому, что он идеален, и не потому, что знает все песни Дилана, но потому, что обладает идеальной женщиной, Марией. Сначала мне показалось достаточным просто смотреть на нее, но секунду спустя я ее возжелал, и потом…

…О воспоминаниях ничего не скажу, память капризна, мы не выбираем то, что следует запомнить, напротив, то, что желает спастись от забвения, выбирает нас. И остается. Обычно это боль, боль всегда возвращается, когда мы думаем о том, что осталось у нас в душе. Слушайте, на этот раз я хотел бы рассказать кое-что о боли, причем, в некоторой связи с памятью. Чего только я ни помню! Моя голова просто склад произвольно запомнившихся, в основном болезненных событий — кто знает почему? Например: помню, что у нашей преподавательницы логики были коротенькие ноги, она не умела одеваться, никогда не смотрела в глаза тому, с кем разговаривала, объясняла нам, что высшим достижением логики является вывод о том, что все белые кошки с голубыми глазами глухи, и меня недолюбливала, у вас, Михайло Михаилович, всё невпопад, говорила она. Но откуда я могу помнить то, что забыл, я только могу предположить с известной долей уверенности, что забыл нечто очень важное.

Боже, это как сон, хочется проснуться, а он все длится и длится. Что я только ни делаю себе, что я только ни делаю другим и что только ни делают мне другие — всё это боль, кристально чистая боль, и ее никак не унять… Собственно, получается только у того, кто при смерти…

…Да, жизнь развивается так, как ей заблагорассудится, по всем направлениям, но в основном обыденно и монотонно, она наполнена глупыми мелочами и бессмысленными вопросами, исполнена пустоты, вплоть до того момента, пока вы ни придете к школе за собственной девятилетней дочерью и пока ваш демон, некий ваш двойник, падший ангел, ни подстрекнет вас или, точнее, ни заставит вас претворить ваш замысел в действительность, в боль, которая иногда, но, правда, редко, становится способом получить удовольствие. Не буду продолжать; то, что я должен рассказать или в чем исповедаться, хотя меня никто не просит, да и не слушает, могло бы вылиться в досужие рассуждения о том, что будут делать Исидора и Милена через два или три года. Мой глубинный порыв глухой и необъяснимый… Нет-нет, я требую цензуры, прошу секретаря суда вычеркнуть из протокола все прежде сказанное, что может использовать сторона обвинения. Забудьте обо всем, кроме того, что я встретил перед школой Марию, маму Милены, и возжелал ее. Боже мой, это могло случиться с каждым, так оно обычно и бывает. А между тем, это было особое мгновение, во-первых, потому что это случилось со мной и, во-вторых, потому что эта женщина убила меня, так что я просто не имею права считать это случайностью, если только случай — это нечто неминуемое.

Да, это судьба.