Старость — это надолго

— Зачем? Мои слова никогда много не значили, впрочем, как и слова любого из моих братьев.

— Не понимаю. Монахи пользуются уважением в любом приличном обществе.

— Я говорю не о монашеской братии, а о моем народе, болван! — сипло выкрикнул старик.

— О басках? Но при чем тут это? То есть мне известно, что французы свысока глядят на другие нации (которые, надо сказать, отвечают тем же), но в конце концов, никто вас не мог принудить принять обеты в монастыре, который находится на спорной территории.

Брат Андони быстро отвел глаза, и Андре осенило.

— Боже! Это и вправду было сделано нарочно! Вы участник какого-то сопротивления?

— Идите к черту, с вашими домыслами! Я воровал у монастыря только ради собственной наживы, — быстро проговорил монах.

— Вы ведь понимаете, что к вам применят пытки — не я, разумеется, — и выведают все о вашей организации, раз уж о ней просто зашла речь. И тогда приговор будет весьма суровым.

Лицо старика свело презрительной усмешкой.

— Вы считаете других слабаками, потому что сами являетесь слабаком, как и все французы… Я готов вынести любую пытку, но вашему подлому народу не поддамся!

— Хочу вам сказать — прошептал по-испански Андре, — что я родился к югу отсюда.

Брат Андони изумленно вскинул голову, услышав безупречную кастильскую речь.

— Бог мой! Да вас с закрытыми глазами не отличишь от брата Рикардо… тех времен, когда он еще говорил. Для чего же вы прикидываетесь французом?

— Моя жизнь проходит в мирской суете. А кому как не вам знать, насколько трудно обладателю акцента получить расположение сильных мира сего.

— Это верно, — процедил монах. — Меня тут держали на черной работе, пока не умер последний грамотный брат. Только тогда я получил эту должность — брат Дамьен был слишком занят, читая по вечерам нашему коменданту.

— А я еще полгода назад был бродягой без рода и племени, ежедневно терпевшим унижения от власть имущих… пока не добился расположения церкви. Вот видите — мы находимся на одинаковом положении, значит, поймем друг друга. Кстати, мой слуга предложил попросту выбить из вас правдивые сведения. До инквизитора ему, конечно, далеко, но сломать человеку кость — раз плюнуть, — Андре выдержал паузу. — Надеюсь, теперь я могу рассчитывать на вашу откровенность… Собственно говоря, меня интересует только исчезновение брата Дамьена.

— А что насчет пропавших денег? — осторожно спросил монах.

— Это зависит от того, что вы мне расскажете. Ведь я прав: вы замешаны в этом исчезновении?

— Да. Он сам обратился ко мне.

— Обратился? Для чего?

— Чтобы я помог ему подготовить побег. Он пронюхал о моих махинациях с бухгалтерией и пригрозил разоблачением, если я откажусь.

— Что конкретно от вас требовалось? Деньги?

— Да. Деньги и одежда мирянина — по счастью, у нас были небольшие запасы… Я снабдил его всем необходимым.

— Значит, он бежал переодетым… Но ведь стрижка выдаст монаха, а миряне не носят шляп постоянно.

— Я обрил его, — невозмутимо заявил баск. — До этого назначения я исполнял обязанности цирюльника время от времени. Что может быть проще; теперь он выглядит как обычный лысый старик.

— Все равно не укладывается в голове. Куда он пошел?

— Не могу точно сказать, он не делился своими планами.

— Разве вы не проводили его?

— Вот еще! Последний раз мы виделись вчера перед сном. Он условился со мной днем, зашел после ужина. Мы закончили все дела и распрощались.

— Но зачем ему было уходить?

— Это уж меня не касалось, мсье. Я выполнил свою часть договора, брат Дамьен — свою, — брат Андони помолчал и добавил. — Думаю, он никогда особо не хотел быть монахом.

— Вы имеете в виду, что решение о постриге было принято едва ли не до его рождения?

— Да. В монастырях томится немало младших дворянских отпрысков, оставивших мир не по своей воле. На побег, конечно, решаются единицы, и обычно они еще молоды. Ждать до таких преклонных лет лично я бы не стал.

Андре задумчиво поглядел на жилое здание напротив. В крошечной келье прошла вся жизнь брата Дамьена, день за днем, месяц за месяцем… На секунду ему стало жутко. Каково это — томиться в монастырских стенах с детства, забытым семьей, не зная веселья, дружбы, любви?.. Доктор содрогнулся при мысли, какая чаша миновала его самого.

Он обернулся к монаху и попросил:

— Расскажите мне побольше о Сан-Антонио. Я уже заметил, что настоятель не пользуется тут популярностью. Вот лично вам он почему не нравится, помимо того, что обошел вас в карьерной гонке?

— Этот человек глуп как пробка! Он и в армии наверняка звезд не хватал, а в монастырь ушел, по слухам, скрываясь от военного суда.

— Боже! И с таким послужным списком выбился в настоятели?