Сигель среагировала быстро, молниеносно, и ее стрела попала человеку в руку до того, как тот успел пырнуть наклонившегося над ним эльфа спрятанным за пазухой ножом.
На долю секунды эльфы застыли в замешательстве, а потом стоявший над мужчиной сеидхе с силой пнул его сапогом по лицу, и кмет, тяжело бухнувшись обратно на землю, взорвался потоком проклятий, забил по земле руками, сопровождаемый очередным ударом, и в конце концов обессиленно разрыдался. Эльфы схватили его, оттащили к одному из окольцевавших лагерь деревьев, привязали возле него и отвлеклись на разговор.
Сигель тем временем отложила в сторону лук, поправила платок на лице и встряхнула волосами, после чего уставилась на Ристеля. Тот сидел, неотрывно глядя на человека, рыдающего и неустанно бившегося в своих путах, выкрикивающего мольбы и проклятия. Казавшегося еще более несчастным, чем за минуту до этого.
Ристель нахмурился, лицо его неприятно исказилось.
— Потрясающе, — промямлил он. — Потрясающе бесчеловечно.
Сигель прыснула со смеху.
— Какое забавное слово. Человечность. — сквозь ткань платка он видел ее неприятную ухмылку. — И много ты о ней знаешь? Много ее проявлений видел, пока среди людишек жил? А в недавнем погроме много было этой твоей человечности? А? То-то же.
Ристель посмотрел на нее неприязненно.
— Я не пытался обелять людей. Я лишь сказал, что действовать их же методами — совершеннейший идиотизм.
Сигель возвела очи горе.
— Ничего ты о жизни не знаешь, раз думаешь, что подобное — глупо. Раз считаешь, что такое проворачиваем только мы. — Она поерзала на месте. — Начинается все с погромов. На погромы отвечаем мы, с типичным нам… своеобразием. А потом эти самые людишки, устроившие бесчеловечный, как ты выразился, погром, посылают на нас карательные отряды, что убивают с еще большей жестокостью. А знаешь, что происходит потом? Какому-то кмету не дает эльфская девка, и он вместе с соседями сжигает ее дом!
— Только вот ты забыла кое-что упомянуть, — язвительно вставил Ристель. — Погром в Морборге начался из-за того, что ваша угнетенная людским бесчестием банда начисто вырезала всю ближайшую к городу деревню.
Эльфка хихикнула. Очень и очень гаденько.
— Угадай, что этому предшествовало.
К рукам человека привязали две длинные веревки, которые затем перекинули через толстый сук. За руки его вздернули высоко над землей, а концы веревок привязали к вбитым в землю колышкам.
Кто-то из эльфов обернулся в сторону пригорка и свистнул.
Сигель резко поднялась на ноги, взяла лук, наложила на него стрелу и прицелилась. Затем резко взглянула на Ристеля.
— Плевать, как ты относишься к нашим методам. – Голос ее постепенно перерастал в крик. — Как кто-либо относится к нашим методам. Мы несем возмездие! Мы показываем, что у всех поступков бывают последствия. И плевать, что круг замкнется! Все равно этого не миновать.
Не отводя от него взгляда, она выстрелила.
Ристель услышал крик.
Сигель выстрелила снова.
Еще раз.
И еще.
Она смотрела на Ристеля сверху вниз, и взгляд этот был полон насмешки, которая горела в ее глазах чем-то первозданно-темным, чем-то чудовищно страшным. Чем-то, что он видел до этого лишь в глазах людей, которые с вилами и факелами шли тогда в сторону эльфского гетто.
Ристель вскочил на ноги. Почувствовал, как нутро у него холодеет.
Отступил медленно на шаг…
…и побежал прочь.
Как можно дальше от пригорка, от заливающихся смехом эльфов, от безумных криков человека, подвешенного на суке дерева.
Он бежал — не видел, куда, и не понимал, зачем. Но твердо знал, от чего именно.
Он остановился, лишь когда услышал возле своей головы свист — в ствол рядом с ним вонзилась стрела.
Не оборачиваясь, он знал, что за его спиной стоит Сигель, что на лице ее красуется алый платок, что в одной руке она держит лук, а второй достает из колчана очередную стрелу.
Лес вокруг них шелестел ручьем где-то невдалеке, дрожал в мглистой серебряной дымке, стрекотал далекими птичьими голосами. Где-то наверху ярко светило солнце, и его редкие лучи, пробиваясь сквозь толщу древесных крон, растворялись в глубоком тумане. Было жарко и холодно одновременно. И просто неимоверно душно.
Ристель обернулся.
Сигель наложила стрелу на лук, посмотрела ему в глаза.
— Все-таки ты оказался трусом, — холодно сказала она. — Все-таки Гвиндор в тебе ошибся.
Ристель оскалился.
— Гвиндор то, Гвиндор это… — голос его, прежде спокойный, сорвался, перешел в крик. — Да Гвиндор ничем не лучше меня! Все вы, черт вас дери, трусы, если это — ваш максимум, если вы способны лишь на бессмысленную жестокость, если она — то единственное, что стоит за вашей треклятой борьбой за справедливость!
Сигель ничего не ответила. И молча прицелилась.
— Ну, конечно, — истерично хохотнул Ристель, — убей меня. Так же, как убила его. Больше ничего ты ведь не умеешь, а, Сигель? Большему-то ведь твой любимый Гвиндор тебя не научил!
Эльфка оскалилась. Подтянула тетиву к щеке, прищурилась, готовая в любой момент выстрелить.
Но Ристель все равно не ощущал страха. Потому что все его нутро поглотила злость.
В воздухе свистнула стрела.
Ристель закрыл глаза…