Старшая подруга

– Ты прости, хвораю я. Мочи нет совсем. Садись вон, там стул есть.

Ульяна послушно опустилась на единственный стул, стоящий у окна.

– Вот ты какая. – Золотова глядела на нее пристально и жадно, точно боялась, что она исчезнет. – Красивая. Я тоже была красива в твои годы. Тебе сколько?

– Двадцать четыре.

– А мне восемнадцать было, когда я тебя родила. Отец твой погиб. Убили его. – Золотова пригладила жидкие волосы и снова хлебнула из чайника.

– У меня был отец? – удивилась Ульяна. Почему-то она была уверена, что мать зачала ее по случайности, от первого встречного.

– Конечно, был. Кеша его звали, Инокентий. Он был врач, хирург.

– Врач? – Ульяна недоверчиво смотрела на Золотову.

Неужели все не просто так, неужели произошла какая-то трагедия, из-за которой та вынуждена была бросить ее на произвол судьбы? Или тетка бессовестно врет, выгораживая себя?

– Врач, – спокойно повторила Золотова. – Мы работали вместе, в одной больнице. Я санитаркой была. Ты замужем? Семья есть?

– Нет семьи. Был парень, погиб. Угорел. Больше никого не было.

Золотова молча качала головой.

– Это ты в меня такая несчастливая. Я тоже Кешу любила, да потеряла. Учишься, работаешь?

– Работаю. Уборщицей в детдоме.

– Что ж так-то? И не пробовала поступить куда? Хоть в техникум?

– Я медицинское окончила. Потом в Москву поступала, в Первый мед.

– Не может быть! – Золотова всплеснула руками. – Не прошла?

– Прошла. Но учиться не стала.

– Почему же?

– Близкий человек заболел. Пришлось вернуться домой. Заботиться о ней.

– О ней? Это женщина? – Золотова слегка прищурилась.

– Да. Она меня вырастила. Она мне как мать.

– Так тебя, стало быть, удочерили?

– Нет. Я выросла в детдоме. Это воспитательница. Она заботилась обо мне, вылечила, выходила.

– Ну да, – пробормотала Золотова. – Ты же была больная. Что-то с ножками.

Она замолчала, опустив глаза. Молчала и Ульяна. Гнев ее на мать отчего-то совсем улетучился. Ей было невероятно жаль эту истощенную, чуть живую женщину, существующую в ужасной нищете и одиночестве.

– Зачем ты пришла? – спросила Золотова после долгой паузы. – Посмеяться надо мной? Так смейся – вон я какая. Скоро помру. Квартира тебе достанется. Ты, может, за этим и пришла?

– Мне не нужна ваша квартира, – сухо проговорила Ульяна. – И я не думала над вами смеяться.

– Что же тогда? – Золотова смотрела на нее с недоумением.

– Я просто. Пришла посмотреть. На свою родную мать. – Говорить было тяжело. Ульяна после каждой фразы делала остановку.

– Просто посмотреть. – Золотова снова кивнула и вдруг закашлялась.

Кашляла она долго и натужно, задыхаясь. Губы ее посинели, на шее набухли жилы. В какой-то момент Ульяна испугалась, что она упадет замертво прямо перед ней. Наконец Золотова перестала кашлять, напилась воды, вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони.

– Посмотреть. А чего смотреть-то? Видишь, какая я? Второй год болею. Недолго осталось. – Она вдруг усмехнулась, на скулах ее ходили желваки.

В этот момент Золотова напомнила Ульяне ее саму, точно она в зеркало погляделась и увидела в нем свое отражение. Что-то екнуло у нее в самом сердце, как когда-то давно, когда она шла рядом с Колькой, а над головами у них заливался соловей.

– Мама… – Губы ее сами прошептали это слово. Она никогда прежде не произносила его вслух. Даже обращаясь к Арсении. – Мама, мамочка…

По щекам Золотовой покатились слезы. Она встала с постели и приблизилась к Ульяне. Та тоже вскочила со стула. Золотова обняла ее, руки у нее были холодными, как ледышки.

– Доченька моя… – Она прижалась виском к Ульяниной щеке. – Прости меня, доченька. Прости.

– Прощу, – шепотом произнесла Ульяна, глотая слезы.

Потом они, обнявшись, сидели на тахте и плакали. Потом пили чай – в холодильнике было шаром покати, и Ульяна сбегала в ближайшую «Пятерку» и накупила всякой всячины: сыра, колбасы, конфет, фруктов. Евгения есть почти не могла, посасывала конфетку и дула горячий чай чашку за чашкой.

Они говорили весь вечер и всю ночь, до самого рассвета. Евгения рассказала Ульяне все про свою трагическую любовь, про неожиданную беременность, про роды. Про то, как не смогла заботиться о ребенке, испугалась ответственности. Не забыла упомянуть и про Елену. Ульяна не могла взять в толк – как же так? Подруге Жениной на момент ее рождения было столько, сколько ей сейчас. Вполне зрелый возраст для того, чтобы помочь убитой горем соседке справиться с малышом.

Евгения еще подлила масла в огонь:

– Если б не она, не Ленка, я б тебя ни в жизнь не бросила бы. Она насела на меня, пристала как банный лист: откажись да откажись. Ну я и не выдержала. – Она хлюпала носом, ревела навзрыд, прерывая рыдания судорожным кашлем.

А Ульяна думала мрачную думу. Найти бы эту столичную фифу да поглядеть ей в лицо. Вона как – натворила делов и была такова, умотала в свою Москву. А они с матерью всю жизнь мучились друг без друга. Оставь Женька Ульяну, глядишь – была бы здорова. Не проглядела бы болезнь, начала бы вовремя лечиться. А так – только душу травить: нашла мать для того, чтобы скоро ее снова потерять.