Старшая сестра, Младшая сестра, Красная сестра. Три женщины в сердце Китая ХХ века

Болезни мужа и неизбежный переход власти к его сыну Цзинго заставили Мэйлин серьезно обеспокоиться: ее могли лишить привычного образа жизни. Все эти годы Мэйлин жила окруженная роскошью, десятки слуг исполняли любой ее каприз. Стоило ей захотеть побывать в США – ей немедленно предоставляли великолепный самолет C-54, «Китай – Америка». Согласится ли Цзинго обеспечивать ей такое же содержание, когда не станет ее мужа? Если она поселится в Нью-Йорке, как мечтала, кто будет платить ее многочисленным слугам, к которым она привыкла, и постоянной охране, от которой зависело ее душевное спокойствие? А круглосуточной сиделке, когда она состарится? Кто будет платить зарплату, возмещать расходы на жизнь и оплачивать медицинские счета ее старых верных слуг с Тайваня, с которыми она не готова расстаться? Даже состояния семьи Кун может оказаться недостаточно. Правительству Тайваня придется взять на себя большую часть расходов Мэйлин. Но мадам Чан сомневалась, что Цзинго пойдет на такой шаг. Всем известно, что сын генералиссимуса и его семья живут просто, даже скромно. Возможно, Цзинго сочтет ее расточительность неприемлемой, несмотря на дружеские отношения с ней. Цзинго и его семья – это не родственники, не семья Сун, и для Мэйлин это имело важное значение. Когда дети Цзинго гостили у них одновременно с сыновьями Т. А., Мэйлин незаметно подсовывала подарки своим племянникам и полушутя шептала, чтобы они не говорили об этом детям Цзинго. «Вы же моя плоть и кровь», – поясняла она[667].

Мэйлин решила, что сумеет защитить свои интересы только в том случае, если казной Тайваня будет распоряжаться кто-нибудь из ее кровных родственников. Она попыталась убедить мужа на предстоящем конгрессе назначить министром финансов своего пятидесятишестилетнего племянника Дэвида, утверждая, что его вклад в дело националистов так и не получил признания[668].

Чан Кайши рассердился. Дэвида наряду с семьей Кун многие националисты обвиняли в потере материковой части Китая. Дэвид никогда не работал в тайваньском правительстве и даже никогда не жил на Тайване. Кроме всего прочего, Чан Кайши считал Дэвида причастным к тому, что Никсон изменил свою политику и начал сближение с Пекином. А поскольку Никсон как раз собирался в Пекин, Мэйлин выбрала для своей просьбы наименее подходящий момент. Младшая сестра словно спятила. На самом деле ее охватила паника. При националистах не было такого периода, чтобы ее семья, в которую входил Чан-отец, но не Чан-сын, не владела бы ключами от государственной казны. Будущее страшило ее. Она просто не имела возможности ждать более подходящего времени для разговора с мужем – он мог умереть в любую минуту.

Мэйлин продолжала досаждать Чан Кайши просьбами, и он, считая это невыносимым, начал избегать ее. Теперь Чан Кайши желал общаться только с Цзинго, который приходил почти каждый вечер, чтобы поужинать с отцом. Если Цзинго задерживался, Чан Кайши ждал его; без сына он не садился за стол. Едва появлялся Цзинго, Чан Кайши оживал. После ужина отец с сыном отправлялись кататься на машине. (К своему приемному сыну Вэйго Чан Кайши не проявлял никакого интереса и сразу же после встречи выпроваживал его прочь.) Когда Цзинго не было рядом, Чан Кайши для успокоения читал дневник сына. Однажды Цзинго отправился на Куэмой инспектировать остров. Чан Кайши посоветовал сыну отдохнуть там несколько дней, а сам не находил себе места, пока тот не вернулся[669].

Наконец Чан Кайши смягчился и согласился встретиться с женой. На вечеринке в честь ее семьдесят четвертого дня рождения Чан Кайши вел себя с супругой весьма любезно. Мэйлин ухватилась за этот шанс и вновь попыталась пристроить своего племянника: следующее правительство должны были сформировать в ближайшее время. Чтобы произвести на Чан Кайши хорошее впечатление, Дэвид (по подсказке Мэйлин) явился к нему в гости. Однако своим присутствием он лишь действовал генералиссимусу на нервы, и Чан Кайши разозлился на Мэйлин. В тот период Чан Кайши напрямую называл жену человеком, который будет вести себя «беззастенчиво», если дать ему волю. «Никогда, ни в коем случае больше не подпущу [эту] женщину к себе», – написал он в дневнике 12 июня 1972 года. Теперь Чан Кайши видел в Дэвиде единственный источник всех своих бед: «Стыд, унижение, ненависть и ярость – они не оставляют меня ни на миг. Причина моего недуга [Дэвид]. Причина позора моей страны – тоже он»[670].

Эти слова были записаны 11 июля 1972 года. Двадцатого июля поездка на автомобиле вместе с Мэйлин привела Чан Кайши в состояние «досады и раздражения»[671]. Вполне возможно, что супруга вновь подняла вопрос о работе для Дэвида, и Чан Кайши решил, что «терпит страдания». Двадцать первого июля генералиссимус одобрил окончательный состав правительства Цзинго, отчетливо дав понять, что Дэвид не включен в него[672]. Эта запись стала последней в дневнике Чан Кайши. На следующий день, 22 июля, с ним случился обширный инфаркт. Чан Кайши впал в кому, которая продлилась шесть месяцев[673].