Старший брат (СИ)

Нет, ну, в самом деле, - мне всего десять, я мальков видел только в кино и на улице в колясках, которые катили перед собой серьёзные мамочки. Откуда мне знать, что надо делать?!

А все стояли и молчали.

Дед плакал. И из соски капало на пол молоко.

- Дай! – я дёрнул у него из руки бутылочку. – На! – сунул соску в крошечный мокрый ротик. – И не ори.

Малый сосал и обессилено прикрывал глазёнки. Постепенно расслабляясь у меня руках. Засыпая. Завернуть его было не во что, потому я просто стянул с крючка мохнатое полотенце. Осторожно разложил его одной рукой на обеденном столе, второй всё так же придерживая кроху. Укутал. Опять взял на руки.

Обернулся:

- Он мой брат. Вот так.

И пошёл с мальком в свою комнату.

Уже закрывая за собой дверь, услышал бабушкино:

- Забери свою подушку. Отныне ты спишь в маленькой комнате.

Маленькая комната у нас была для гостей.

Первым порывом было - в больницу, к Ките! Но, случайно поймав в зеркале заднего вида отражение своей перекошенной морды, решил, для начала привести, себя в порядок. Да и «орудия преступления» нужно было скинуть. С этим разобраться было просто – швырнул в реку с моста. А вот сиденье придётся отмывать от крови… ух, блядина белобрысая!

Во дворе никого не было. И то хлеб. В три шага дошёл до подъезда, цепляясь за перила, доковылял до третьего этажа. И опять тряслись руки и никак не получалось попасть ключом в скважину замка.

В прихожей чуть не навернулся - запнулся о брошенные у порога тапочки. Сбросил на пол кожан, стянул перепачканный свитер. И всё – силы кончились. День, вечер, ночь слились в одно мгновение. Ничего не запомнил.

Утром проснулся от назойливого пиликанья телефона:

- Да?

- Леший, ты где?

- Дома.

- И какого хрена ты там делаешь? Чиф тебя уже искал. Ты в курсе?

- Угу… Динь, не шуми, а? Башка щас лопнет.

- Чё, вчера было хорошо?

- Угу. Динь, скажи там, что я заболел, угу? – Чёрт! нога…

Денис умный. Иногда через чур умный. И проницательный. Вот и теперь:

- Что-то случилось? – дурашливый минуту назад тон становится стальным. – Леший, не виляй. Помощь нужна?

Я вздохнул.

- Нет пока. Я ещё сам не всё понял. Я… просто прикрой меня на пару дней, угу?

- Лады. Звони, если что.

- Обязательно. Динь?

- А?

- Спасибо.

За ночь повязка на ноге промокла от крови. Вся постель оказалась изгваздана. Чёрт! Ненавижу стирку! А джинсы вообще придётся выкинуть. В пакет их, туда же свитер и рубашку – на них чужая кровь. Выкину по дороге. Только не у дома.

Наступать на распоротую ногу было больно. По свежим бинтам опять расползлось красное. Плохо. Кажется, придётся шить… ладно, схожу потом в травматологию.

Но это потом. Сейчас – Китка.

С появлением у нас Никитки, жизнь в семье круто изменилась. Вся округа потешалась над дедом. О нём начали разносить слухи один другого нелепее.

А вот бабушку жалели. И долго ещё потом говорили:

- А-а, это те, у которых дед бабке пацана в подоле принёс!

Начались скандалы в семье у дяди Коли. Потому что дяди Колина жена стала подозревать его в изменах. Он очень часто мотался в командировки. И она всегда кричала ему, мол, яблоко от яблоньки! А потом они и вовсе разошлись.

Дед стал совсем седым и тихим. Но по-прежнему уходил рано, а приходил поздно. Вот только теперь он действительно допоздна работал. И тогда бабушка ворчала, что опять придётся греть ужин.

Никитка не признавал никого. Никого, кроме меня. После того, как он проревел два часа без продыха в спальне бабушки, где поставили новую кроватку, он раз и навсегда поселился в моей комнате.

Удивительно, но я абсолютно не чувствовал себя обделённым. Да, мои друзья-приятели болтались по улице, резались в карты, играли в футбол и ходили купаться к озеру. А я укачивал малька, кормил его, пеленал, выносил гулять. И вскакивал, едва заслышав писк. И укачивал ночами. А утром с трудом продирал глаза и собирался в школу. Он удивительно тихо сидел в своей кроватке, когда я делал уроки. Внимательно наблюдал за мной, когда я отжимался и приседал. Его умненькие глазки всегда были сосредоточены на мне. Я был центром его вселенной.

А он – моей.

- Молодой человек, вы к кому?

- Я… к Никите Кареву. – Регистраторша шумно вздохнула. – Что?

- К нему сейчас нельзя. Вы кто?

- Я? Я брат. А… почему?

- А в реанимацию никого не пускают.

Реанимация? Как… реанимация?.. Оранжевые мячики апельсинов раскатились по полу. Врач же сказал, что ничего страшного…

- Эй, ты чего? Тебе плохо?

- Ч-чтоо?

- Парень, тебе плохо?

- Я могу с кем-нибудь поговорить?

Бабушка почти не замечала Китку. Во всяком случае, я не помню, чтобы она когда-нибудь взяла его на руки, поцеловала. Чего не скажешь про деда. Тот жалел малька, не спускал с рук. Было просто удивительно видеть их вместе – до того они были похожи. Когда дед прижимался щекой к пухлой щёчке с ямочкой, было впечатление, что это один и тот же человек. Просто в разном возрасте. Вот до чего они были похожи.

Всё изменилось, когда деда не стало. Однажды он не пришёл с работы. Утром уборщица открыла кабинет – а он сидит, откинувшись в кресле, давно холодный… Потом констатировали: инсульт.