Старший брат царя. Книга 1

Изнутри шатер украшали толстые многоцветные ковры. Они покрывали пол, висели на стенах и разделяли шатер тяжелым занавесом на две половины. В первой, мужской половине, где хан принимал приближенных и военачальников, сейчас единственный огонек сальной плошки боролся с душной темнотой, а на ковре перед пологом парадного входа смутно рисовалось огромное черное тело спящего негра, на нем четко выделялась лишь белая набедренная повязка. Зато во второй половине горело множество светильников. Здесь у стен стояли сундуки, на них горки аккуратно сложенных одеял, всюду разноцветные шелковые и бархатные подушки. Это была женская половина и спальня хана.

Сам хан Девлет-Гирей сидел среди подушек, он только что поел плов и теперь, полузакрыв глаза, маленькими глотками пил шипящий кумыс. Позади него стояла черная рабыня и огромным опахалом навевала прохладу. А перед ним на подушках сидела его любимая наложница Хабиба, она тихо тянула заунывный мотив, аккомпанируя на комузе. В углу шатра стоял распорядитель ханского двора, евнух Насым-баши. Он внимательно следил за ханом, готовый выполнить любое его желание.

Хабиба тоже смотрела на хана, ей нравилось в нем все: и клинышек крашенной хной бороды, и усы, спадающие к уголкам рта, а особенно глаза, жесткие, холодные к другим, и теплые, оттаивавшие, когда они обращались к ней. Но вот пиала наклонилась, открылось ее донышко. Хабиба, продолжая напевать, отложила комуз, взяла из рук хана пиалу и пошла к евнуху. Движения ее плавные, будто танцует. Прозрачная розовая рубашка льнет к ее гибкому телу, подчеркивая покатые плечи и маленькие груди. Только ноги ее скрыты под широкими, цветастыми шароварами. Евнух из бурдюка наполнил пиалу кумысом, Хабиба вернулась и поставила пиалу перед ханом. Он взял девушку за руку и привлек к себе. Она котенком легла в ногах, положив голову к нему на колени, черные косички змеями рассыпались вокруг; подняла блестящие глаза - черные звезды с лучами черных ресниц, над ними узкие ниточки выщипанных бровей, соединенные сурьмой на переносице. Сердечко розовых губ шепчет:

— Повелитель, ты останешься с твоей Хабибой? Ты не уйдешь к противным войскам?

— Сегодня буду с тобой. — Хан перебирал ее косички.

Она поймала и поцеловала его руку, потом прижала к своей груди и зашептала как песню:

— О великий и славный! Ты будешь со мною, со мною! И не прикажешь опять собираться и ехать куда-то далеко-далеко!

— Нет, кыз-джан. Пять дней будем стоять здесь. Завтра мы победим неверных русских, отдохнем и погоним табуны коней и рабов домой. И ты опять будешь порхать среди роз в нашем саду.

— О повелитель, свет очей моих, вечный источник радости и жизни! Твоя Хабиба хочет, чтобы поход продолжался вечно!

— Глупая! Почему? В походе очень тяжело.

— Тяжело, повелитель. Но ты, уставший, приходишь ко мне, только ко мне! А там, в Бахчисарае, у тебя много красивых хатынлар[1]. Там злая старая хагын! Ты забудешь про Хабибу! — Она еще теснее прижалась к хану, обвилась вокруг него, обняла за шею и, страстно задыхаясь, зашептала: — Солнце мое... Сладчайший напиток... Всемогущий, прогони всех... Я... я...

Хаи с улыбкой очень мягко высвободил шею из ее рук: Мы... придем к тебе. А сейчас нас ждут дела... Насым, зови.

Он отпустил ее руки, они безжизненно упали на подушку. Хаи встал, рабыня, оставив опахало, помогла ему переодеть халаты. А Хабиба, покинутая Хабиба лежала без движения.

Насым-баши, получив приказание, поднял ковровый занавес и оказался в темной половине шатра, пинком разбудил раба, сказав ему:

— Хаи идет.

Раб упругой пружиной вскочил и начал зажигать светильники.

Расшитая кошма шевельнулась, нукеры повернулись к выходу. Из шатра, кряхтя, вышел евнух. Тупое безразличие отражалось на его одутловатом безволосом лице. Оп прикрыл заплывшие глаза ладонью от яркого света, постоял так некоторое время, не замечая, что стража склонилась перед ним, наверное, чуть-чуть ниже, чем перед самим ханом.

Привыкнув к свету, он вышел из-под навеса. В лучах солнца его зеленый шелковый халат вспыхнул драгоценным изумрудом. Евнух поднял руку и помахал ею. Один из верховых нукеров карьером подлетел и осадил лошадь перед ним. Кусочки земли из-под копыт попали на халат евнуха, тот брезгливо отряхнулся и пискнул:

— Сын собаки! Смотреть надо!.. Пусть идет князь Муса с ябедником, потом — русский князь.

2

В приемной хан Девлет-Гирей сидел на небольшом возвышении, покрытом ковром с ярким мелким рисунком. Позади него черной горой возвышался раб с белым опахалом. По правую руку хана на подушке сидел крымский князь Муса в скромном темно-зеленом халате и небольшой зеленой чалме, непрерывно поглаживая длинный клин седой бороды.

Перед ними на коленях стоял русский купец. На нем добротный, слегка распахнутый кафтан, виден ворот расшитой рубахи, суконную шапку-колпак он мял в руках. Рядом с ним сидел на корточках мурза Саттар, начальник ханской охраны. Он держал руку на эфесе ятагана и неотрывно следил за каждым движением купца. Хан и князь слушали купца, который говорил по-татарски: