Старший брат царя. Книга 1

Наверно, заутра повесили б Романа, но нашлись отчаянные головы, напали на Васькин шалаш. Его самого хорошо стукнули, а купца увели. Селезень к утру пришел в себя, а Романа и пятерых воев след простыл.

Дня через два сам Роман тайком пробрался к лагерю князя Михаила, но там никого не оказалось: весь отряд снялся и куда-то ушел. Теперь стало ясно — Васька Селезень на допросе врал, указывал место старого лагеря.

На этот раз в пытошную спустились вчетвером. Увидел Селезень Романа — борода отвисла, забыл рот закрыть. Юрша попросил Федора вести допрос. Тот приказал кату одарить Селезня двумя десятками плетей за вранье, разжечь жаровню на тот случай, если опять будет врать, и обратился к Ваське:

— Как там тебя — Васька Селезень или Ахметка? Ты получил свое — наврал, тебя выдрали. Будешь еще крутить, без ног останешься — поджарю. Не поможет — голову сниму. Понял?

— Понял, боярин.

— О! Ты по-русски лучше меня говоришь! Ладно. Ответь только на один вопрос: где стоит лагерем самозваный князь Михаил?

— Батюшка-боярин! Могу сказать, как ехать туда. Выедешь из Речных ворот, перебредешь реку... как ее?.. Зушу, да? И вдоль реки на закат верст десять. Там впадает другая река... — Наместник подсказал: «Неручь-река». — Так, так, Неручь называли. Вверх по ней верст пять подниматься. Там, меж двух оврагов с ручьями, лагерь.

— Дорога туда есть?

— Дороги нет, тропа.

— Сколько в отряде человек?

— Без меня двадцать два.

— Ладно, ладно, Васька-Ахметка. Ты ответил, но ложь, все ложь! Не верю! Да и верить тебе нельзя, заврался. Кат, зажимай руки, дери ногти.

Селезень задергался, заверещал:

— Батюшка-воевода! Что сказать, чтоб поверил? Истинную правду говорил! Христом Богом клянусь!

— Ах ты, гад! Нехристь, а Христом клянется! Кат, не ногти, а пальцы ломать!

Палач схватил тиски. Купец завыл, из глаз его полились обильные слезы. Юрша дальше не мог стерпеть и прекратил бы пытку, но Федор и сам догадался:

— Погоди, кат. Ну что ж, Васька-Ахметка, хочешь, чтоб я поверил тебе? Ладно. Рассказывай по порядку, кто ты? Где по- русски научился? Что у самозванца делал?

Рыжебородый принялся говорить, он усердствовал, старался, чтобы ему поверили. Сказал, что с братом они шли впереди орды на два-три дневных перехода, вели разведку, результаты сообщали хану.

— Правду говорю, воевода, — продолжал татарин, — хоть и знаю — лазутчиков всегда убивают.

— Выходит, смерти не боишься?

— Мне все равно живым отсюда не уйти. Боли боюсь, больше смерти боюсь боли! Не пытай, все скажу, а потом убей!

До сих пор он был растянут на дыбе. Федор приказал кату освободить веревки и дать воды. Селезень выпил с жадностью. Хотел продолжать свой рассказ, но покачнулся:

— Воевода, ноги не держат, дозволь ухватиться за столб.

— Кат, подай скамью... Теперь мы хотим слышать: зачем хан тебя к самозванцу приставил?

— Скажу. Но прежде дозволь, воевода, спросить тебя.

— Спрашивай.

— От Романа узнал о лагере князя Михаила?

— Во как! Не я тебя, а ты меня пытаешь! Ладно, скажу. До Романа узнали. Раньше все знали. Романа уже тут, у Мценска, встретил.

— Значит, всемогущий хан предал нас! Сам слышал: хана уговаривали темники обменять князя Михаила на пленных старейшин. Поэтому и письма нет. Нечего теперь мне скрывать, все скажу!

И действительно, рассказал все, что знал, не щадил даже себя. Обрисовал все приметы и тропы, чтобы добраться в лагерь.

Посовещавшись с Юршей, Федор сказал:

— Жизнь тебе сохраним. В стан самозванца едешь с нами. Наврал, пеняй на себя: раздену и голышом посажу на муравьиную кучу. Вот тогда узнаешь, что такое боль!

Две сотни из-под Мценска прибыли вечером. За ночь наместник из своих людей и воев Федоровой сотни выставил засады верстах в двадцати вокруг Новосиля на всех больших и малых дорогах, по берегам рек и по большим оврагам.

Сотню стрельцов скрытно вывели к месту предполагаемого стана самозванца — поверили татарину Ваське. Коней оставили в устье Неручи. Еще версты через две оставили стрельцов. Вперед пошли Роман, Юрша, Федор да два полусотника; двое стрельцов вели рыжебородого. Его предупредили, что убьют при первой же попытке убежать или закричать.

Ночь была облачная, тихая. Где-то в заводях Неручи плакалась выпь, совсем рядом в кустах страшно ухали филины. Бесшумно проносились спугнутые совы, с визгом уходили зайцы. Шли по мягкому игольнику, волоча ноги, чтобы не хрустнул валежник. Миновали ручей и остановились перед большой березой, расколотой молнией. Селезень сказал, что вверху, на склоне оврага, саженях в двадцати отсюда начинается лагерная засека. Крадучись двинулись дальше. Вскоре наткнулись на завал из недавно срубленных деревьев. За завалом — тишина. Разделились, пошли группами вокруг... Вдруг раздался стук топора. Заржала лошадь, еще одна...

Сошлись у березы. Роман подтвердил:

— Стан тут.

Окружение лагеря закончилось на рассвете. По двадцать стрельцов притаились в боковых оврагах, чтоб брать убегающих. Четыре десятка стрельцов во главе с Федором пойдут со стороны реки. Юрша с двумя десятками стрельцов делает засаду между оврагами, позади стана.