Старуха Шапокляк

— Хорошо. Ты иди, пожалуй. Ко мне люди должны приехать, ты же не хочешь, чтобы тебя здесь видели.

— До встречи! — говорит Карина. — Я позвоню через две недели.

Она собирается что-то добавить, я встаю из-за столика, заставленного кофейными стаканами, и вижу на экране настенного телевизора старуху Шапокляк из мультфильма. Покачиваясь в голубом вагоне, старуха шепчет слова, которые я не могу расслышать.

— Я позвоню, — повторяет Карина и выходит в начинающуюся метель.

ххххххххххххххх

С Нерудой мы даже подружились. Он психопат конкретный и наркоша конченный, но всё же русский человек. Как его звали на самом деле, я так и не узнал. Величал он себя исключительно Пабло Неруда, по имени чилийского поэта, перекумарится гашем и горланит песни из фильма про Хоакина Мурьету. «Духи» серьёзно его шайтаном считали и лишний раз старались не задевать.

Я у Неруды нечто промежуточное между рабом и денщиком. Сначала он меня бил сильно, но потом успокоился, с безвольным мешком на родном языке не поговоришь. Хотя я не понимаю, зачем. Неруда ненавидит всё русское и всех русских, без исключения.

Я сижу за столом в своём новом кабинете. Через час в ресторане торжественный банкет в честь моего назначения первым заместителем губернатора. Скоро подъедет жена и мы не торопясь, чинно, как уважаемые люди, пешком прогуляемся по городу. Зима заканчивается, пока морозно, но солнце греет по-весеннему. Мне повезло с женой, Лена — спокойная, надёжная и умная. Я до такой степени счастлив в браке, что за тридцать лет супружеской жизни никогда не заводил постоянных любовниц. Мне не надо, мне очень уютно в моей семье.

Неруда вспомнился совсем некстати. Хотя в день своего триумфа я могу признаться искренне: белобрысый в моей жизни единственный человек, про которого я точно знал — когда-нибудь я его убью. Обязательно.

Я не знаю, сколько ему лет. Он любит показывать фотографию выпускного бала своего курса в универе. Мальчик-мажор с идеологически правильной советской причёской в окружении расфуфыренных девиц, наглое лицо москвича, который уверенно смотрит в будущее: родители-дипломаты, свободное владение тремя восточными языками, шоколадная карьера и безоблачное существование до самой смерти. Показав фото, обычно он кричит, что в мединституте правильно сделали, провалив меня на вступительных экзаменах, что таким уёбкам, как я, суждено только жрать говно высших людей, и приставляет «Стечкин» к моему лбу. Я быстро привык к этому цирку, я знаю, что пистолет разряжен, он меня не застрелит, кому тогда он будет рассказывать историю своей проклятой жизни.

Неруда — перебежчик. Он работал в нашем посольстве в Пакистане, «я делал блестящую карьеру, — накурившись герыча, орёт он. — Я собирался жениться на любимой девушке, суки, всю жизнь мне сломали». Он стреляет поверх моей головы, я сижу, не шелохнувшись, я знаю, он не промажет, Неруда стрелок от бога.

В жизни Неруды всё рухнуло в одночасье, как в страшной сказке. Родители-дипломаты, которые на самом деле гэбисты, спалились на задании, были ликвидированы при попытке бегства. Сынка должны были пустить в расход вслед за ними, некто по старой памяти успел предупредить, и вот он здесь, среди «духов», наркоман, зверь и садист, свой среди чужих, человек, которого вычеркнули из списков всех частей.

Я смотрю на алеющие от жары горы. Между мной и Нерудой нет почти никакой разницы, мы оба отсутствующие персоны на празднике жизни. Спасение для меня заключается в этом почти. Он единственный свидетель моего падения и я должен его убить.

Я смотрю на карту Челябинской области на правой стене кабинета. Какое счастье, что в наших краях нет гор.

— Владимир Петрович! — по громкоговорящей связи раздаётся голос секретарши Натальи. — Вам звонит некая Артеменко Карина Вячеславовна. Соединить?

— Артеменко? — в недоумении переспрашиваю я. — Из Златоуста? Из управления соцзащиты?

— Не уверена, — сомневается Наталья. — Её очень плохо слышно. Я так и не поняла, кто она такая. Говорит, что по личному вопросу.

— Ладно, соедини, — я снимаю телефонную трубку.

— Здравствуй, Володя Овчинников!

— Здравствуй! А почему ты звонишь на служебный номер? Я же дал тебе телефон для связи.

— Я звонила. Он выключен.

— Странно, — говорю я. — Я проверю. Ты хочешь сказать, что две недели прошло.

— Да, прошло, — чуть слышно говорит Карина.

— Ну, тогда, — я тяну издевательскую паузу. — Тогда, разумеется, прилетай.

— Завтра рейсом из Москвы в пять часов, — тон Карины неожиданно становится резким и едва ли не угрожающим. — Ситуация ухудшилась, расскажу при встрече.

— Лады, буду ждать в аэропорту, — я смотрю на карту Челябинской области и снова вижу алеющие от жары горы. — И звони, пожалуйста, на тот номер, который я дал.

«Владимир Петрович, я могу идти домой?» — Наталья заглядывает в кабинет.

— Да-да, конечно. Елена Васильевна ещё не подошла?

— Пока нет, — Наташка, чертовка, улыбается самой очаровательной из своих улыбок. — Хорошего вам вечера!

— Спасибо! — я щелкаю по носу статуэтку кривляки обезьянки, своего рода талисман, подаренный сослуживцами по налоговой на пятидесятилетний юбилей.