Старуха Шапокляк

Жаль, моя дорогая хохлушка из Харькова, очень жаль, что ты ничего не поняла. Только не подумай, что мне жалко денег. Хотя жалко, я не так много ворую, как ты, наверное, решила. Строго говоря, я вообще не ворую, я беру иногда комиссионные, в весьма разумных пределах и только за сделанную поблажку. Ничего позорного в этом не наблюдаю, должна же существовать компенсация за ненормированный рабочий день и чрезмерную нервную нагрузку.

Но дело, повторюсь, не в деньгах. И смертный приговор тебе не подлежит обжалованию не в силу моей скаредности. Я знаю людей, моя милая, я знаю этих тварей, которые никогда не могут остановиться на достигнутом. Ты, дура, считаешь, что обвела меня вокруг пальца, позвонив на служебный телефон. Мол, у них там, у чиновников, всё прослушивается, таким образом, будет зафиксировано твоё присутствие в моей жизни. Я раскрываю портфель, где лежит анонимный мобильник. Чёрт, он действительно выключен, разрядился. Как это я промухал, закрутился с назначением на новую должность.

Впрочем, наплевать, ничего это не меняет. Во-первых, у нас никого не прослушивают, без особого на то дозволения. Ты зря уверена, Карина, что я не готовился к подобному развитию событий. Я встречу тебя в аэропорту и отвезу в недостроенный дом в Грачах. Стройка остановлена до лета, по договорённости с губернатором, Палыч резонно намекнул, что не надо светиться с такими тратами первое время на посту его заместителя. Дом расположен на отшибе деревни, его охраняет Тимофей, охламон и зашитый алкаш, дальний родственничек жены, для него я царь небесный. Позвоню придурку, отправлю на денёк на выходные, он и спрашивать ничего не станет, для полной страховки намекну, что у меня гламурное свидание с одной очень известной особой. «С телевизора?» — спросит этот идиот, для него высшее общество умещается в пределах голубого экрана. «С него, — буркну я. — Ляпнешь кому, башку оторву». «Могила», — заверит Тимофей, в его верности я не сомневаюсь, кому он нужен, бестолочь и дебил, кроме меня и моей супруги.

Старуха Шапокляк, присев на краешек стола для совещаний, насмешливо изучает меня.

— Не понимаю, Агния, почему это тебе интересно, — говорю я, — но хочешь слушать, слушай.

Я не знаю, как я убью Карину. Топором, лопатой, монтировкой, в доме полно строительного инструмента. Проломлю ей голову с одного удара, рука у меня крепкая, положу труп в мешок, смою водой с пола кровь, и вывезу на приток Яика. Сразу за плотиной есть место, где река никогда не замерзает, в темноте никто меня не увидит и время года сейчас не располагающее для прогулок на природе. Труп Карины вынесет, думаю, в районе Оренбурга, за несколько сотен вёрст от моего дома. Менты закроют дело в связи с невозможностью идентификации личности, мало ли у нас таких случаев, кому охота разбираться в трагедии немолодой женщины, угодившей в реку с пробитой головой.

— Чего молчишь? — говорю я. — Ах, ну да, ты же мёртвая.

Я встаю перед старухой Шапокляк и по-клоунски развожу руками:

— А по-другому никак. Господь свидетель, я сделал всё, чтобы она не прилетала. Знаешь, в чём разница между мной и этой простушкой Кариной? Я убиваю как на войне: или ты, или меня. Это не оправдание, это просто факт, нравится он тебе или нет. Карина идёт по трупам ради денег, банально, ради совсем небольших денег, настолько банально, что даже пошло. Вчера на её пути оказалась ты, а сегодня я. Я, правда, больше ей нужен живой, чтобы сосать и сосать, для себя, для детей, для внуков, для всего их блядского семейства. Ей и причину придумывать не надо, она же соавтор убийства. И ты всем своим скорбным видом намекаешь на милосердие. Тебе самой не смешно, Агния?

Старуха Шапокляк легко вспрыгивает на подоконник и поворачивается спиной. В глубоком разрезе платья видны плохо заштопанные дырки от пулемётных выстрелов.

— Разумеется, — бормочу я. — Ты можешь испытывать ко мне только два чувства: ненависть и презрение.

«Володя, ты с кем разговариваешь? — моя жена взволновано смотрит из приоткрытой двери. — С тобой всё в порядке?»

— Всё нормально, Лена, — ладонью я стряхиваю с лица усталость. — Зарапортовался. Эти орлы пиаровцы сказали, что надо поработать над публичной речью. Самый надёжный метод: встал перед зеркалом и неси всякую околесицу, но с умным видом. Извини, если напугал. Зеркала в кабинете нет, пришлось перед окном.

— Пойдём, — мягко говорит жена. — Некрасиво опаздывать на собственный банкет.

— Пойдём, — говорю я. — Эх, сейчас бы в Крым, завалиться на горячий песок и глазеть на море, ни забот, ни проблем.

ххххххххххххххх

— Куда мне идти?

— Сто метров вперёд от здания аэропорта. Сразу за стоянкой кафе «Полёт». Стой недалеко от входа, я подъеду.