Я оставил о ней всякие помышления, и, несмотря на зовы побывать ещё, я кое-как это отклонял, а об обещанных прогонах постарался щегольнуть великодушием, что, дескать, я ехал в Петербург по своим другим интересам, и прогонов мне и не следует.
Оборвавшись на этой невесте с местом, я чрез несколько времени решился лично явиться к Бажанову, которого я прежде просил о месте в полку, как сказано выше, и лично из его уст узнал, что может быть полезного для меня от него.
Думал, что не доберёшься до него, не скоро пустят, он и архиереев заставлял себя подолгу ждать – человек близкий государю, как духовник, и старейший член Синода. Но, к изумлению моему, он сию же минуту вышел ко мне по докладу, в простом домашнем подряснике, сел на стул и ласково меня около себя посадил, спрашивая, что мне нужно.
Ободрённый таким искренним приёмом, я свободно высказал ему, что нужно. На это он мне просто сказал, что свободных вакансий нет, и едва ли скоро будет. Ведь и я, как в епархиях архиереи, говорил он, зачисляю места за сиротами-невестами.
И тут я понял, что без невесты не получу места.
Когда я, по возвращении, рассказал товарищам об этом результате у Бажанова, и узнало об этом семейство песковского протоиерея, то у него возникла мысль женить меня на одной из внучек протоиерея, сироте Ольге, которая была уже перешедшей пору невесты – давно зрелых лет.
Старик, дед её, ко мне в это время был расположен, я с ним почасту умел беседовать. Он высказал прямо, что к Василию Борисовичу сам пойдёт, и он ему, как бывшему товарищу своему, не откажет.
Пошли в ход старания о сближении меня с невестой, и много случаев на это изобретали.
Но нужного сближения, при всех стараниях, как-то всё не выходило. Между мной и невестой не проявлялось и не зарождалось ничего почти симпатического. Она не была дурна, но так много думала о себе и своём образовании, которое она получила в заведениях Петербурга и дома – покойный отец у неё был профессором университета, а также и сама приумножила практикой учительницы, – что смотрела на меня, как на низшего по развитию, и в разговоре со мной высказала мне, что она имеет свои убеждения, от которых не отстанет: она святых не почитает, и не считает нужным им молиться; пред Богом не должно быть протекции святых; прямо Ему Одному и молись, Он без протекции услышит и даст, что нужно; не нравится ей и то, что я рассчитываю получить место через протекцию постороннюю, а не по своей силе и достоинству только, что было бы лучше; высказала, наконец, то, что она желает выйти замуж, чтобы любить мужа и уважать его.
В это время в Петербурге много говорили о писателях Щапове и Помяловском, они своими сочинениями и особенно громкой их славой, особенно в том кругу, где она вращалась, давно уже кружили её голову, и она в воображении своём давно уже стала обожать Щапова, как героя, не видав его лично.
Как девица ловкая и развитая, что называется бой, она сумела хорошо от меня отделаться, и родственников не оскорбить за участие в её судьбе, и свободно достигнуть намеченной цели. Со Щаповым она впоследствии нашла возможность сблизиться, выйти за него замуж, хотя и не на радость.
После неудачных поисков за невестой, я расстался с Петербургом охотно, и по возвращении в Тамбов успокоился тем, что “там хорошо, где нас нет”. И пошла опять семинарская жизнь по своему обычному руслу.
В это время и над семинариями и над всеми ведомством повеяло новым духом – духом обновления, того всеобщего обновления, которое предпринял великий царь-освободитель Александр Николаевич своими реформами.
Составлен был при Синоде комитет для выработки проекта по преобразованию семинарий под председательством Дмитрия, архиепископа херсонского.
Проект был скоро составлен и прислан в семинарию для рассмотрения и составления отзывов о нём.
Проект оказался невозможным практически. Он скопирован был с иезуитских школ и до того проникнут иезуитской религиозной нравственностью, что по нему семинарии выходили какими-то уродливыми монастырями, со специальным назначением из детей и юношей выковывать монахов высокой нравственности.
С горячностью раскритиковали мы, наставники, особенно молодёжь, написали свой отзыв, редакция которого возложена была на меня, и отдали ректору на дальнейшее распоряжение.
Проект этот провалился, и составлен скоро новый комитет под председательством протоиерея Иосифа Васильевича Васильева, который был председателем и учебного комитета при Синоде.
Устав этого последнего комитета и есть теперешний устав преобразованных семинарий, училищ и академий.
Пошли отрадные слухи о преобразовании быта духовенства и в материальном, и в юридическом отношениях.
Пред этими преобразованиями много наделали шуму в интеллигентной публике два сочинения даровитых писателей, появившиеся в печати; одно Помяловского: “Семинарская духовная бурса”, в котором талантливо изображена ужасно грязная картина быта и жизни бурсацкой в своих грязных учебных заведениях.