Старые друзья

(Читает.) «Я не знаю зрелища более печального, чем этот, даром пропадающий, талант. Г. Чехов с холодной кровью пописывает, а читатель с холодной кровью почитывает. Г. Чехов и сам не живет в своих произведениях, а так себе, гуляет мимо жизни и, гуляючи, ухватит то одно, то другое. Вон быков везут, вон почта едет, колокольчики с бубенчиками пересмеиваются, вон человека задушили, вон шампанское пьют. Г. Чехову все едино, что человек, что его тень, что колокольчик, что самоубийца…» (Захлопывает журнал, берет другой.) «Еще вчера даже жрецы беспринципиального писания, как гг. Ясинский и Чехов…» (Захлопывает журнал.) Вукол Михайлович! На критику обычно не отвечают, но в данном случае речь идет не о критике, а о клевете. Я, пожалуй, не ответил бы и на клевету, но я надолго уезжаю из России, быть может, никогда уж не вернусь, и у меня нет сил удержаться от ответа. Беспринципным писателем, или, что одно и то же, прохвостом, я никогда не был. Правда, вся моя литературная деятельность состояла из целого ряда ошибок, иногда даже грубых, но это находит себе объяснение только в размерах моего дарования. Я не шантажировал, не писал ни пасквилей, ни доносов, не льстил, не лгал, не оскорблял. Если же моя деятельность прошла бесследно для земства, свободы печати, вообще свободы, то в этом отношении ваш журнал «Русская мысль» должен считать меня своим товарищем, а не обвинять. В этом направлении журнал сделал не больше меня — и в этом виноваты не мы с вами. Обвинение ваше — клевета. Просить взять его назад я не могу, оно уже вошло в силу, и его не вырубишь топором. Объяснить его легкомыслием или небрежностью я тоже не могу, так как у вас в редакции сидят безусловно порядочные и воспитанные люди. Ну а что после вашего обвинения между нами невозможны не только деловые отношения, но даже обыкновенное шапочное знакомство, это само собой понятно.

Появляются  М а р и я  П а в л о в н а  и  М и з и н о в а. Мария Павловна дает Чехову записную книжку. Мизинова вешает ему на плечо бутылку в кожаном футляре и дает фотографию. Чехов дает ей свою фотографию и уходит.

М и з и н о в а (смотрит на фотографию). «Добрейшему созданию, от которого я бегу на Сахалин и которое оцарапало мне нос. Прошу ухаживателей и поклонников носить на носу наперсток. А. Чехов. P. S. Эта надпись, равно как и обмен карточками, ни к чему меня не обязывает».

Мария Павловна и Мизинова уходят. Появляется  Ч е х о в  в кожаном пальто.