Несмотря на свой небогатый, но насыщенный штабной опыт, где он почерпнул немало интересной информации, дела такого рода понятны либо старым служакам, зубы съевшим на бумажной работе, либо же людям, глубоко посвящённым в конкретную тему. Человеку же со стороны эти острожные намёки, многозначительное молчание с точно рассчитанными паузами, и иногда именами, вряд ли что-то бы сказали.
Осторожность эта, судя по услышанному в кухмистерской, не для бережения от лишних ушей, а скорее, по мнению Ваньки, щепетильности для. Господа офицеры, ничуть того не стесняясь, воспринимают некоторые должности как кормление, но говорить о таких вещах полагается исключительно исподволь, потому иначе — урон офицерской, мать её, Чести!
С вещами такого рода, совершенно естественными для жителей Российской Империи, попаданец сталкивался не раз и не два, и, наверное, только попаданец и воспринимает такие выверты как нечто ненормальное. Для всех прочих, по крайней мере, для большинства, это вещи совершенно естественные и единственно возможные.
— Так значит… — не договорив, Борис Константинович сделал паузу.
— Совершенно верно, — подтвердил Веремеев, и господа офицеры, попрощавшись вполне дружелюбно, покинули жилище чиновника.
… и увы, посвящать лакея в детали произошедшего хозяин не стал, по крайней мере, пока. А жаль!
— Пу-пум, пу-пу-ру-ру-рум! — музыкального таланта у Бориса Константиновича ни на грош, но вот энтузиазма — хоть отбавляй.
Судя по оговоркам за последние дни, он вполне удачно завершает свои крымские дела, меняя неверные, хотя и более чем внушительные севастопольские доходы на приятную должность в Петербурге и благосклонность не самых высоких, но всё ж таки важных персон… приближённых, обласканных и так далее.
Настроение, во всяком случае, у него отличное, да и Ванька, выведенный наконец из ополчения, вздохнул с немалым облегчением. Слуга двух господ, это знаете ли, только в комедии весело…
В реалиях Российской Империи, когда не имеешь права уволиться, буде что пойдёт не так, и когда вообще не имеешь никаких прав, кроме как бухаться на колени, целовать ручку и благодарить за милость после оплеухи, это всё выглядит ох как иначе!
— Ох… — простонал барин, падая в кресло и вытягивая ноги, а Ванька, уже привычно, принялся снимать грязные ботинки, стараясь не морщиться от ядрёного русского духа.
— Находился, — пожаловался хозяин, с наслаждением пошевелив толстыми пальцами ног, — но ничего… Несколько дней ещё, и в Петербург, а там ох и заживём!
— Да, — повторил он мечтательно, прикрыв глаза и явно представляя себе что-то приятное, — заживём!
— Кофе, батюшка? — осторожно предложил лакей, — Или может, отвара ягодного?
— Н-ну… отвара сперва, — милостиво кивнул барин, — Да! На вот, почитаешь мне… и трубку раскури!
Сунув холопу завёрнутый в бумагу журнал, он прикрыл глаза и снова принялся мурлыкать что-то, на редкость немузыкально, но очень воодушевлённо.
— … и пансиончик, — краем уха услышал Ванька, возясь с ягодным отваром, — с пансионерочками, хе-хе… прелестницами-пансионерками, хе-хе!
Поставив на столике рядом с барином кувшин, и налив из него в стакан, он набил трубку, раскурил её и подал Борису Константиновичу.
— Угум… — зачмокал тот трубкой, — вот умеешь же, сукин сын!
— Помилосердствуйте, батюшка! — заученно отозвался попаданец, — Так ведь как учили!
— Угум, угум… — покивал барин, — ты это… читай давай. Наш, севастополец… Царствие Небесное…
Перекрестившись вслед за хозяином, Ванька развернул замотанный в бумагу «Современник», и, открыв оглавление, нашёл «Севастопольские рассказы».
— Ну, — поторопил его барин, — чего застыл? Граф Лев Николаевич Толстой, «Севастопольские рассказы».
— Виноват! — отозвался холоп, и, приготовившись, начал читать — с чувством, с выражением…
— … вот умеешь же, сукин сын, — прочувствованно вздохнул Борис Константинович, — Умеешь! Артист! Ну, всё пока, всё… ты давай, кофе поставь, да это… сегодня у Шоты в кухмистерской гудеть будем, так что ты это…
— Понял, батюшка! — негромко отозвался Ванька, давя вздох и прикидывая, как ему половчее будет волочить домой накидавшегося хозяина, который да-алеко не пушиночка! По всему выходит, что нужно просить помощи у кого-нибудь из… хм, дружественной фракции денщиков и личных слуг. Чтоб не слишком болтлив, и…
… ладно, с этим-то он разберётся, не самая большая проблема, на самом-то деле.
— Ужинать-то будете, батюшка? — осторожно поинтересовался лакей.
— Хм? А, нет… — рассеянно отозвался тот, — к Вельбижицкому пойду, там и поем, и в картишки перекинусь.
— Так… ветчина, она, по совести, и так-то… тово! Чуть-чуть ещё, и душок такой себе будет, — негромко сказал Ванька.
— Н-да? Ну-ка, принеси… и правда, — констатировал барин минуту спустя, нанюхавшись ветчины, — она и сейчас-то уже не первой свежести, а ещё чуть, и запашисто будет, как портянки солдатские.
— Хе-хе… — рассмеялся он, — портянки! А?
— Умеете же вы, батюшка, словцо подобрать, — лизнул холоп.
— Да уж, — ностальгически вздохнул хозяин, — было дело! Известным ведь в юности шалуном был, да… кто бы мог подумать, что так всё обернётся?