МИХАИЛ ТАНИЧ: поэт-песенник, прошедший сталинские лагеря
Михаил Танич (1923—2008)
Стихи выдумывать не надо,
они приходят вновь и вновь,
Как поощренье, как награда
за верность им и за любовь.
Слова особенного склада,
у них свой звук, размер, и свой раскрас.
Стихи выдумывать не надо,
они выдумывают нас.
Михаил Исаевич Танич родился 15 сентября 1923 года в Таганроге в еврейской семье. Его настоящая фамилия Танхилевич. Отец в Гражданскую войну гонялся на красных тачанках за Махно, а в 1930-х руководил коммунальным хозяйством Таганрога. Говорят, что город тогда расцвел. Это Исай Танхилевич придумал поставить на площадях и улицах города (с разрешения Музея изобразительных искусств в Москве) копии греческих скульптур. Открыл мастерскую по их изготовлению. Прогуливаясь по городу, можно было встретиться с «Дискоболом», посочувствовать «Мальчику, вынимающему занозу», постоять рядом с «Давидом». Были разбиты газоны. Город преобразился, стал чистым и красивым. По улицам разъезжали, как в Европе, тележки с овощами, булками, молочными продуктами. Но во времена «ежовщины» Танхилевича-старшего расстреляли в 1938 году по обвинению в «хищении социалистической собственности в особо крупном размере». Мать после этого тоже была арестована, и четырнадцатилетний Михаил поселился у деда в Ростове-на-Дону.
Свое первое стихотворение он посвятил Павлику Морозову. Стихи получились натужные, ура-патриотические. В июне 1941-го года он сдавал выпускные школьные экзамены и писал сочинение на вольную тему. За четыре часа написал целую поэму, смысл которой сводился к тому, что он не любил учиться и ленился. Поэма была честная — любой мальчишка и сегодня может написать об этом. Ему поставили пятерку, но с такой оговоркой: «идеологически неправильно». Кончалась поэма такими строчками:
Пройдет еще десяток лет,
как этот детский май.
В моей душе умрет поэт,
но будет жить лентяй.
Михаил окончил школу в 1941 году. Началась война. Он поступает в Тбилисское артиллерийское училище, которое он окончил в числе лучших курсантов. Но всем присвоили звание лейтенанта, а Танхилевичу — старшего сержанта, как сыну расстрелянного «врага народа». В 1942-ом году Михаила призвали в действующую армию. Воевал на 1-м Прибалтийском и 1-м Белорусском фронтах в должности командира противотанкового орудия. В составе 33-й истребительно-противотанковой бригады прошел путь от Беларуси до Эльбы. В декабре 1944-го, по словам самого Танича, был едва ли не похоронен заживо в братской могиле после тяжёлого ранения. Награжден орденом Красной Звезды, орденом Славы III степени, орденом Отечественной войны I степени и 15 медалями. Его представляли даже к званию Героя Советского Союза, но не дали…
Нам было двадцать на войне.
В нас кровь играла и гудела,
Любовь, казалось бы, вполне
сердцами нашими владела.
Но не слыхала шум в крови
душа, уставшая смертельно.
И о войне, и о любви
нам вспоминается раздельно.
Была судьба не доедать,
входить в обугленные села,
копать, стрелять и попадать.
«любить» и не было глагола.
После войны Михал Танхилевич поступил в Ростовский инженерно-строительный институт, окончить который не успел, поскольку в 1947 году был арестован по 58 статье пункт 10 (антисоветская агитация). Карательные органы запустили тогда новый сценарий: всех, кто хвалил заграницу, тамошние дороги или радиоприемники, взять на заметку, а еще лучше изолировать. Танхилевич имел глупость где-то брякнуть, что немецкий радиоприемник «Телефункен» лучше советских. Как вспоминал после поэт,
на следствии не били, но мучили бессонницей, абсолютно не давали спать, чтобы на бесконечных допросах путался в показаниях. А на суде, хоть прокурор и потребовал пять лет, ему дали на год больше. При этом никаких доказательств вины так и не привели.
В тюрьмах и лагерях (в основном в районе Соликамска, на лесоповале) Танхилевич провёл все шесть лет, и был освобождён по амнистии 1953 года. По роковому совпадению в этом же лагере в 1938 году был расстрелян его отец.
На зоне ему повезло: известный художник Константин Ротов, тоже зэк, бывший до ареста главным художником журнала «Крокодил», которому поручили оформление наглядной агитации в лагере, взял Михаила в свою бригаду. Благодаря этому он спасся от лесоповала.
При Сталине боялись воровать
в трамваях, в поездах и на базарах,
И даже колосков себе нарвать
рискнет мужик, и он уже на нарах.
И в страхе затаились города.
Был строг хозяин к воровству и пьянке.
забыв свои далекие года,
когда большевиком он грабил банки.
При Сталине порядок все же был,
не в счет в получку редкие попойки.
Но маляры без баночки белил,
ну, ни один не уходил со стройки.
При Сталине боялись воровать,
но если на двоих одна рубаха,
ну как себе по нитке не урвать:
мы русские, мы были выше страха!