Старый дом

– Эй, ба, ты заднюю-то не включай! И про пса не вспоминай: я его сам выдумал. Кажется, я даже знаю, что с дедом случилось.

– Да-а-а?! Поделись умозаключениями.

– Сундук с золотом стоял в могиле очень-очень давно. На нем расплодилось великое множество смертоносных бактерий… ну, как в египетских пирамидах, помнишь? Ученые, которые лазили в гробницы фараонов, помирали один за другим. Это их грибки плесени убивали. Вот и путника плесень убила.

– Ну, если только так… – охотно согласилась Берта. –  Тогда надо бы еще выпить!

– Хорош пить, ба! – попросил внук, убирая от нее бутылку. – Про общину ни капельки непонятно. Почему убогие помирали, если жрали до отвалу?

Встав из-за стола, Берта подошла к дивану. Постояв в задумчивости пару минут, села, накинула плед на колени, пустым взглядом посмотрела на Дроню, словно принимая какое-то решение.

– Хотела Агриппа снадобье найти от той болезни, что мужа ее погубила и к сыну подбираться начала…

– Ого! А младшего Морок где подкараулил? Или – стоп! Знаю! Он заразился от старшего! Точно! Токсичный плесневелый грибок. Надо погуглить конкретно эту тему, – приободрился Дроня, вылезая из-за стола.

– Иди сюда, – тихо позвала Берта, похлопав по сиденью рядом с собой. – Опыты она на убогих ставила…

– Ба, ты чего побледнела так? Жуть какую-то сейчас сказала. Какие еще опыты?!

– Дроня, дружок. В мансарде под кроватью чемодан… под тряпками старый журнал… принеси его мне, будь добр. Я покажу тебе семью Агриппины.

Густо покраснев, внук поспешно отвернулся:

– Сейчас вернусь, – пробормотал едва слышно, и чуть громче добавил, – можешь пока выпить! – а про себя подумал: "И вовсе не обязательно признаваться, что я лазил на чердак".

***

Привалившись к спинке дивана, Берта задумчиво разглядывала журнальные фотографии.

Мальчик пристроился тут же на подлокотнике, мимоходом взглянув на круглые часы со сломанной секундной стрелкой, что стояли с незапамятных времен на буфете: почти девять.

Легкий ветерок взметнул занавеску на приоткрытом окне. Во дворе темно – опять подсветка перегорела. Мягкий рассеянный свет падал со стороны крыльца – это подъездный фонарь зазывал к себе под козырек мохнатых бабочек. Чуть слышно скрипнула садовая дверь.

– Ба, давай шторы занавесим и окна закроем, – попросил Дроня, сползая с подлокотника поближе к бабушке, – что-то ссыкотно немного.

– А?! – Берта непонимающе глянула на внука, затем опять уставилась в журнал, – смотри лучше сюда. Вот семейка Мякишей: Агриппина, Андрей и Андрей-младший, – ткнула длинным пальцем в хмурую тетку. – Вот девочка Грета… ух, щекастенькая какая! Вот отец ее, кузнец Курт, – она приблизила журнал к глазам, прищурилась. – Глаза у нее все-таки необыкновенные! Цвет удивительный, редкий очень, – вздохнула Берта, проводя пальцем по снимку девочки, – сиреневый.

– На фотке, вроде, серый… чего тут удивительного? – пробурчал Дроня, заглядывая через бабкину руку. – Опа! – внезапно озарение, – ты ее живьем, что ли, видела?! Снимок же не цветной!

– Видела, – кивнула бабуля, забирая журнал. – Гретелла Маккиш – моя свекровь, а твоя прабабушка. Как же мне ее не видеть?!

– А где она сейчас?

– Умерла, когда отцу твоему, Эдварду, семь лет исполнилось.

– Совсем старенькая была?

– Да не то, чтобы старенькая, но и не молоденькая – пятьдесят два года было. Упала внезапно и…

– Кровь пошла из ушей?

– Э-э-э… сердечный приступ, – уткнулась в журнал Берта, – на старости лет замуж выскочила по большой любви… за Анастаса Гробовского, вот сердечко и не выдержало.

– А он кто?

– Местный юрист и большой человек в городе.

– Угу, понятно, – обреченно вздохнул Дроня. Ему уже порядком поднадоели эти деревенские родственники из далекого прошлого.

– А это кто? Тетка у окна? – безразлично ткнул пальцем в снимок.

– Которая? А, это дочь Агриппины, – Берта чуть склонила голову набок, внимательно разглядывая снимок, – гм… не очень привлекательная девочка, я бы даже сказала – страшненькая: глазки маловаты, носик длинноват, ушки большеваты, волосики жидковаты… а парень-то, брат ее, смотри сюда – просто красавец писанный: высокий, темноглазый, с густыми вихрами! Как говорится, сын – в отца, а дочь – в заезжего молодца! – Берта пьяно рассмеялась.

– А этот лысый? – спросил Дроня, – он кто?

– Лысый… лысый… черт! Это же Мирошка! Да-да! Тот самый родственник, не помню чей…

– Откуда ты их всех знаешь? – сложив губы куриной гузкой, скривил рот набок.

– Да прабабка твоя рассказала, чего уж тут…

– Угу, понятно. А Морошка чего в лопухах ищет? Прабабка не говорила?

– Ты чего такой дотошный?! Не видишь, что ли?! Работает человек, грядки пропалывает.

– А чего он в лопухах грядки оборудовал?

– Ну, ты и подозрительный тип, – улыбнулась Берта. – Это не лопух, да будет тебе известно! Это райское дерево. Из его семян делают касторовое масло, которым твоя мамочка выводит веснушка с курносого носа.

– Эй, ба! – вдруг воскликнул Дроня. – Смотри, какие печальные пацаны на крыльце… и одеты в картошкины мешки… я бы тоже взгрустнул, если бы меня в такую одёжку нарядили…