Старый дом

Призраки скрылись под землей. Третий раз ухнул филин. Путник вздрогнул. Невольно перевел взгляд на ясень, но птицу не увидел. Как не увидел более и развороченной могилы. Прелая осенняя листва покрывала вековое погребение. От виденного им только что действа не осталось ни следа.

"Эх-ма! Привиделось что ли от усталости?" – подивился он.

"Не привиделось", – ответила очнувшаяся дева.

"Чего ж ты падаешь, бойкая? Еле успел свечу перенять", – пожурил ее легонько.

"Того… – ответила дева, не отводя взгляда от могилы, – …матушка моя была…"

"Да, неужто?! – засомневался путник. – А каторжник, стало быть, батюшка?"

"Не ведаю, кто…" – обиделась на насмешника дева. – Видишь, куда она землю из могилы отбросила? Прямиком мне под ноги!"

"Может, она тут и лежала, а мы не заметили?" – опять засомневался путник. Ударил сапогом по темнеющему на ступени кому, да скривился от боли. Осыпалась земля, ослепительно заблестело чистое золото.

"Ох, чудо небесное!" – восхитился путник, прикрывая глаза от яркого блеска.

"Я жить здесь стану! – топнула ногой дева. – Матушка знак мне дала!"

"Почему тебе? Может, нам обоим?" – загорелись лукавым огнём глаза путника. – А выходи-ка ты за меня замуж, милая девушка" – сказал и поцеловал ее крепко-крепко.

– Это была только начало… – сказала Берта, останавливаясь у кухонного стола. – А почему ты ни разу меня не перебил?

Удивленно пригляделась к внуку. Но Дроня сладко спал, откинувшись на спинку стула, а пирог в тарелке совсем остыл.

Пригубив коньяк, Берта на цыпочках подошла к мальчику. Нагнувшись к детскому уху, нежно пропела:

– А для притворщиков я ничего повторять дважды не буду! И не проси!

– Ну, ба, – заныл Дроня, потирая ухо. – Чего разбудила-то?

– Если б спал – не пробудился бы, но у тебя предательски дрожали ресницы – ты подглядывал за мной.

– И чего?! – надулся мальчик, отодвигая тарелку с пирогом подальше от себя. – Скукотень начало слушать. Когда самый трэш-то начнется?!

Берта пьяно рассмеялась, доливая алкоголь в бокал. Выпила, пошатнулась, но вовремя ухватилась за спинку стула.

– Может, сядешь? – предложил Дроня, – глаза устали за тобой бегать.

– Пожалуй, присяду, – Берта с удовольствием плюхнулась на подставленный стул.

– Трэш! – торжественно объявила заплетающимся языком.

***

– Через некоторое время урочище вновь ожило. Обосновалась там семья из четырех человек: глава семейства – Андрей Мякиш, жена его беременная Агриппина, сынок шести лет – Андрошка-младший. В подмогу взяли кузнеца Курта да горничную Катерину, рыжую бестию.

– Постой, дядька Мякиш и есть предок нынешних нас?

– Он и есть, прости господи! – Берта быстро перекрестилась, чем очень удивила Дроню: она ведь никогда не отличалась особой набожностью, не посещала церковные службы, ни пекла куличи на Пасху, а, заметив издалека сестру Агату, почему-то резко замолкала и старалась по-тихому смыться, лишь бы монахиня ее не увидела. Хотя ничего удивительно тут нет. Агата говорила, что в Берте сидит черт и не пускает ее к Богу, но придёт время и она сама поймет, что есть добро, а что зло… может, уже пришло?

– На месте старого погоста, – вещала меж тем Берта, – построил Андрей дом. Красивый и добротный, с огромным подвалом на месте старой могилы, в которой клад был спрятан – сундук со слитками золотыми.

– Постой, ба. Значит, Агриппина – та тётка из часовни?

– Выходит, что да. А муж ее Андрей Мякиш – путник.

– Но разве можно на кладбище дом строить? Мертвяки не возбухнут?

Берта рассмеялась:

– Агрипка с ними договориться – раз плюнуть! Ей лишь бы живые в подвал не лазали. Потому что мать ее, то самое Облако, на всякого, кто на золотишко дочери покусится, насылала Черного морока.

– А мужик тот в арестантской робе, он тогда кто?

– Он и есть Черный морок, прислужник ее и хранитель клада.

– Угу! А черная собака на цепи?

– Какая собака?! Чего ты выдумываешь?!

Дроня тихонько захихикал, прикрыв рот ладошкой.

– Ротвейлер или мастифф… а из светящейся пасти слюна отравленная капает! – не удержался, захохотал в голос.

– Да ну тебя! – махнула рукой Берта, – лучше выпью… не цепляет меня что-то огненная вода.

– Ну, ба! – заныл опять внук, – жги дальше!

– Дальше… Агриппина строго-настрого запретила Андрею в подвал лазать, золото в руки брать. Но не послушался он. Хотел незаметно слиток один припрятать на черный день, да только в руки его взял, как появился Черный морок…

– С псиной…

– Хорошо, пусть будет с псиной, – согласилась Берта. – Повалил Андрея наземь, да в ухо дунул черным пеплом…

– А псина облизала ему лицо отравленной слюной! – веселился Дроня, дрыгая ногами под столом.

– Очень смешно, – кивнула Берта, допивая коньяк. Щеки раскраснелись, глаза заблестели еще ярче.

"Ага, не берет ее…" – подумал внук, но вслух спросил, – и что, помер дядька?

– Нет, не помер. Заболел сильно. Десять лет болезнь пожирала мозг его, разрастаясь гнилыми щупальцами. И однажды черепушка не выдержала – лопнула, из носа и ушей кровь хлынула, залила весь пол в доме, протекла в подвал…

– Ба! А не слишком ли много крови? – опять перебил Дроня.