Старый корабль

Призывы к борьбе с «идущими по капиталистическому пути» нарастали с каждым днём, на общих собраниях люди непрерывно выступали с обвинениями. В этот период самое глубокое впечатление на жителей городка произвёл один румяный парнишка лет двадцати. С повязкой на рукаве, в армейской шапке он выступал долгих шесть часов. Он потратил целую уйму времени на разыскание материалов, чтобы привести примеры целого ряда злодеяний Чжоу Цзыфу и Чжао Вина. Когда он рассказывал о том, какое давление оказывалось на валичжэньцев, как мучительно они боролись из последних сил, из толпы слушателей летели лозунги, на глазах выступали слёзы. Немало людей вспомнили голод тех лет, вспоминали, как их топтали и издевались, и исполнились невыразимого гнева. «Бунт — дело правое! — раздавались крики. — Долой каппутистов, не желающих раскаиваться до гроба! Если враг не сдаётся, он будет уничтожен!» Когда призывы смолкли, парень продолжил выступление: «Я не боюсь быть изрезанным на куски, стащив императора с коня. Революционные боевые друзья, с радостью прольём кровь, чтобы весь мир стал красным! Боевые друзья, давайте объединимся — и в бой! В бой!» — и со слезами на глазах выбросил вверх кулак. Под сценой немало заплаканных девиц широко открытыми глазами долго смотрели на этого румяного парня.

На другой день после его выступления несколько боевых отрядов ворвались в помещение горкома, чтобы схватить Чжоу Цзыфу. Прослышав об этом, Чжоу Цзыфу сбежал, но два дня спустя его схватили. Другие вознамерились арестовать Четвёртого Барина Чжао Бина, но перед его воротами их остановил «Непобедимый боевой отряд». Чжао Додо, руки на поясе, крикнул: «А ну, кто попробует сделать ещё полшага? Я того враз и прикончу! Мать вашу, Четвёртый Барин всю жизнь боролся с контрреволюционной линией Чжоу Цзыфу, если бы не он, кто не подвергся бы ещё раз преследованиям и новым страданиям? Нет у того совести, кто забыл об этом, и я прокляну его предков!» — С этими словами он положил правую руку на кожаные ножны своего тесака. Народ пошушукался и разошёлся. С того времени Чжао Додо каждый день выставлял пост у дома Четвёртого Барина.

Чжоу Цзыфу повесили на грудь бумажную табличку, вытащили на помост, несколько раз подвергли критике, а потом стали водить по улицам. Поглазеть на процессию вывалили почти все горожане. За Чжоу Цзыфу вышагивали хунвейбины с винтовками за спиной. Один за другим раздавались лозунги, Чжоу Цзыфу на ходу признавал свою вину, но расслышать, что он говорит, было невозможно. Через пару дней интерес к этим процессиям угас. Кто-то раздобыл в театральной труппе художественной самодеятельности старинный костюм, его напялили на Чжоу Цзыфу и разукрасили ему лицо гримом. После этого интерес толпы значительно возрос. А когда интерес опять стал падать, один человек выдвинул потрясающую идею: по его словам, Чжоу Цзыфу — большой мастер побахвалиться и пустить пыль в глаза[88]. А раз из-за его бахвальства городок могли постичь большие бедствия, почему бы не вырезать у коровы это дело и не привязать ему ко рту! Толпа разразилась хохотом, поднялись руки в знак одобрения. Кто-то тут же побежал реализовать задуманное и вернулся, держа этот орган высоко над головой: «Принёс! Вот!» Пара человек вцепилась в волосы Чжоу Цзыфу, другие привязали половой орган ко рту. Под грохот гонгов процессия началась сызнова. Чжоу Цзыфу шёл, пошатываясь и обливаясь слезами. Грудь его намокла от стекавшей смеси крови и слюны. Толпа следовала за ним, громко хохоча и выкрикивая лозунги. Так процессия прошла по всем улицам и проулкам. Чжоу Цзыфу позволили снять эту штуковину лишь на время еды. У некоторых хунвейбинов в возрасте после всех этих шествий день-деньской всё тело ныло. Массируя друг другу спину кулаками, двое из них рассуждали: «Жаль животинку, хорошая была корова, телёночка в прошлом году принесла».