— Понятно, — согласился после раздумья Суй Бучжао. — В каноне по мореплаванию записано, что при спуске корабля на воду нужно вознести молитвы, «пасть ниц перед священным дымом и обратиться с просьбой почтительно и от всего сердца», слова только другие.
— Давайте вместе со мной сотворим «прежде всего»! — сказал Суй Бучжао племянникам и племяннице. Он достал где-то несколько красных цитатников и научил, как это делать, и ещё велел Баопу проводить «прежде всего» в своё отсутствие.
Однажды, поставив на стол еду, Баопу, пока она не остыла, поспешил позвать брата и сестру, чтобы быстро провести «прежде всего». Все трое встали, но не успел Баопу произнести «Прежде всего, позволь нам…», как ворота во двор с треском отворились от удара ногой. Злые донельзя, ворвавшиеся подступились к дрожащим от страха братьям и сестре:
— Вы чем это занимаетесь?
— Выполняем… «прежде всего», — пролепетал Баопу.
Один влепил ему затрещину и заорал:
— Псы несчастные, тоже, видите ли, выполняют «прежде всего»!
— Не думайте, что мы не знаем, чем вы занимаетесь, — сказал другой. — У революционных масс взоры светлые.
Они с бранью забрали все цитатники и как ни в чём не бывало удалились. Ханьчжан расплакалась. Цзяньсу потянулся за одним из вовотоу[92]
, но Баопу прикрикнул на него: «Нельзя. Сначала скажи про себя „прежде всего“».Суй Бучжао, узнав, что претерпели племянники, исполнявшие «прежде всего», страшно негодовал. Он не мог понять, почему члены семьи Суй не могут проявлять верность, и в то же время не мог взять в толк, как бунтарям удаётся так шпионить. Подумав, он сказал Баопу: «Наверняка у них бинокль есть».
Вскоре его суждение подтвердилось.
Мучная Морда, забитый до смерти во время вторичной проверки земельной реформы, оставил после себя морщинистую «маленькую помещицу» и трёх дочерей. Они никогда не выходили на улицу, и о них надолго забыли. Но однажды вожак одной группировки забрался на высокую наблюдательную вышку и, бросив взгляд в бинокль, тут же увидел, что «маленькая помещица» зарывает глиняный кувшин в углу двора под персиковым деревом. Этот бинокль был у него уже полгода и приносил невыразимую радость. «Я всё знаю!» — нередко таинственно заявлял он. И тут он приказал своему заместителю взять людей и выкопать в углу двора под персиком глиняный кувшин. Тот через некоторое время вернулся, ведя под конвоем дрожащую женщину на маленьких ножках. В кувшине оказались несколько старых акций и почерневшая приходно-расходная книга, где ничего было не разобрать.
— Это документы на случай возвращения старого строя, — сказал вожак. Поражённый заместитель воззрился на него:
— Как ты узнал, что это закопано под персиком?
— Я всё знаю! — ухмыльнулся вожак.
Все бунтарские организации загудели, как пчелиный рой, в тот же вечер составили отчёт об этом и со смотровой вышки с помощью мегафона передали по всему городку. Жители спешили поделиться новостями: «Откопали документы на случай возвращения старого строя!» Лидеры организаций всех мастей страшно завидовали и ругались: «Ну, мать-перемать, и всё благодаря какому-то паршивому биноклю». Несмотря на это, в собрании по классовой борьбе приняли участие почти все организации. Впоследствии этот человек с биноклем на груди, заложив руки за спину, с довольным видом прогуливался по улицам городка. Другие вожаки ненавидели его лютой ненавистью. Ничего, думали они, придёт день, и с ним будет покончено и бинокль будет сорван с его шеи. Однажды его заместитель увидел, что дочь помещицы, приносившая матери еду, потопталась-потопталась, зашла в комнату вожака и долго не выходила оттуда. В душе у него зародились подозрения, и когда потом ему выдался случай арестовать всех трёх девушек, которые носили матери еду, он допросил их с пристрастием и, в конце концов, выяснил, в чём дело. Оказывается, вожак пригрозил, что расстреляет их мать, и, когда от страха они с мольбой падали на колени, опорочил всех троих. С глубоким вздохом заместитель понял, что одному ему с вожаком не справиться, тайно договорился с лидерами ещё двух группировок, и глубокой ночью вожака связали. А на другой день его заместитель уже повесил бинокль себе на шею. Собрание критики прошло с небывалой торжественностью, в нём приняли участие почти все горожане. Вели собрание попеременно лидеры нескольких организаций, связанный вожак стоял в стороне, трём девушкам было велено раз за разом всё подробно рассказывать. Собрание продолжалось два дня, народ всё прибывал и прибывал. Собрание стало похожим на некую форму массового обучения. Когда кто-то из девушек доходил в своём рассказе до самого важного момента, один из лидеров подходил к связанному вожаку и вопрошал: «Так оно было?..» Когда собрание закончилось, измождённых девушек оставили под стражей для дальнейшего разбирательства. В ту ночь старшая дождалась, пока сёстры заснут, и повесилась на оконном переплёте.