— Наверное, слишком сильно тебя ударил, — извиняющимся тоном произнёс Четвёртый Барин. Не успел он закончить, как Ханьчжан вытащила из-под одежды ножницы и, ткнув, попала ему в нижнюю часть живота.
Кровь брызнула ей на руки, будто их обожгло кипятком. С криком она отдёрнула руки, а ножницы остались торчать в животе.
Четвёртый Барин откинулся на одеяла, не сводя глаз с Ханьчжан, сначала выпятил губы, потом прикусил их:
— Быстрее проверни ими, проверни немного… И мне конец. Действуй, быстрее… — Ханьчжан попятилась, мотая головой. Откинувшись навзничь и прерывисто дыша, Четвёртый Барин проговорил: — Эхма! Ты же, в конце концов, ещё ребёнок… кишка тонка. Я-то мог бы тебя двумя пальцами… раздавить! Но я не в силах. Слишком много… я нанёс семье Суй. Думаю, я заслужил этот… исход! — Он говорил, а торчащие из живота ножницы подрагивали, кровь текла всё сильнее. Цветом она стала напоминать соевый соус.
Ханьчжан взвизгнула, потом закричала, спрыгнула с кана и, толкнув дверь, выбежала на улицу.
Из пристройки примчался Длинношеий У и, увидев на полу кровь, зашёлся в паническом крике:
— Убийство! Убийство! Держите её! Четвёртого Барина убили!
На улице стал быстро собираться народ. Крики «Убийство!» продолжались довольно долго, пока не разобрались, что Ханьчжан из семьи Суй пырнула ножницами Четвёртого Барина. Несколько дюжих мужчин из семьи Чжао завернули Четвёртого Барина в простыню и поспешили в городскую больницу. Тем временем прибежал народ с фабрики. Добравшись до главной улицы, Суй Баопу и Ли Чжичан увидели, как сторож Эр Хуай стреляет в воздух, чтобы сдержать напирающую толпу. Баопу энергично расталкивал всех, не слушая ругани Эр Хуая, который снова выстрелил в воздух. Мечась в разные стороны, Баопу звал Ханьчжан, но она бесследно исчезла. Стало темнеть, вечерняя заря залила улицы и проулки красным. Везде слышались крики, ругань, людская волна устремлялась то на восток, то на запад. Ополченцы, затянутые ремнями с патронами, блокировали все выходы.
— Задержать убийцу! — кричал Эр Хуай.
Тут один из ополченцев шепнул ему что-то на ухо, и Эр Хуай пустился бегом к реке. За ополченцами устремились те, кто быстро бегал.
Под ветерком раскачивались прибрежные ивы, тоже окрашенные алым.
— Смотрите! — закричал один ополченец. Все повернулись туда, куда он указывал, и увидели девушку с растрёпанными волосами, она бежала, подпрыгивая, среди красного ивняка. Все замерли, не зная, как быть. Это была Ханьчжан. В свете зари казалось, что она скачет на гнедом жеребце.
— Ханьчжан! — во всю глотку закричал Суй Баопу и, не обращая ни на что внимания, помчался вперёд. За ним вплотную следовал Ли Чжичан.
Сзади раздался звук выстрела, и Ханьчжан упала. Но через секунду поднялась и снова припустила вперёд.
Эр Хуай опустился на колено, прицелился и выстрелил ещё раз. Красная фигура покачнулась, как ивы под ветерком, и рухнула на землю…
Её заключили в крепкие объятия двое подбежавших мужчин.
Прошла неделя. Жизнь Четвёртого Барина была уже вне опасности, но он оставался в больнице. Раненная в ногу Ханьчжан находилась под арестом в городском управлении общественной безопасности.
Валичжэнь вдруг окунулся в самый страшный и тревожный период последних десятилетий. Люди, которые недавно растекались по улицам волнами прибоя, шумели и кричали, теперь разбрелись по маленьким закоулкам. При встрече широко раскрывали глаза, прикусывали губу, натужно кивали и спешно расходились. Эр Хуай во главе ополченцев днём и ночью патрулировал улицы, у двора усадьбы семьи Суй были установлены два мобильных поста. Над городком висела мёртвая тишина, это передалось даже животным и птицам. Обстановка заставляла людей вспомнить дни, когда сгорел храм. Всё так же грохотали лишь машины на фабрике. Но работники там осторожно ступали мелкими шажками, засунув руки в карманы.
Вместе со своими всхлипывающими жёнами примчались сыновья Четвёртого Барина, работавшие в городе и в уезде. Они направились в местную прокуратуру с требованием наказать Ханьчжан «по всей строгости закона». Длинношеий У на время оставил свою работу директора начальной школы и корпел над проектом «показаний свидетеля по делу». Кто-то мельком глянул в его рукопись, ничего не понял и запомнил лишь одну фразу: «И вот кровь хлынула рекой». Все в один голос твердили, что девчушке из семьи Суй конец. Молчание хранил лишь старый врач Го Юнь, не желавший поддакивать. Говоря о ране Четвёртого Барина, он был краток, сказав, что этому человеку нужно по крайней мере три года на восстановление организма и лет десять на восстановление репутации.