Старый корабль

Старики перестали ходить в «Балийский универмаг», чтобы пропустить стаканчик, потому что, стоило им устроиться вокруг чана с вином, они тут же вспоминали старого приятеля и собутыльника. Посетителей в магазине было мало, «должностное лицо» и урождённая Ван скучали. Ван ежедневно ходила массировать спину Четвёртому Барину, и разница состояла в том, что делала она это более ожесточённо. Под глазами у неё появились мешки, лицо помрачнело, она каждый день покрикивала на «должностное лицо», потом вздыхала и говорила, что жизнь потеряла всякий интерес, всякий смысл. Однажды после обеда она пришла к Суй Цзяньсу, который занимался цигун под глицинией во дворе Го Юня, неторопливо доложила о доходах и расходах магазина, а потом, не говоря ни слова, ушла. Вечером она купила ядовитую рыбу, сделала яичницу с её самой ядовитой частью — икрой — и запила вином. Покачиваясь, направилась на кладбище, сначала полежала немного на свежей могиле Суй Бучжао, потом нашла заросшую могилу мужа, улеглась там и стала ждать. Прошёл час, другой, но ничего необычного она не почувствовала. Когда стало светать, она вконец расстроилась. Но продолжала лежать, вспоминая кое-что из жизни с мужем. Когда рассвело, на кладбище неизвестно зачем забрёл ходивший дозором Эр Хуай и тут же заметил лежавшую на спине урождённую Ван. Поглядел на неё и расхохотался. Та прищурилась, обозвала его «щенком» и велела отнести её в дом Четвёртого Барина. Четвёртый Барин лежал на кане, она, как обычно, скинула обувь, забралась на кан, накрыла его розовое пухлое тело простынёй и принялась массировать. Закончив, полила цветы во дворе. Домой она вернулась, когда солнце уже встало из-за крыш. Посмотрела на рыбу, которая оказалась совсем не ядовитой — это вечером её подвели глаза, — и вздохнула, подумав про себя: «Ещё не попускает мне правитель небесный покинуть городок».

Суй Баопу со всем рвением старался восстановить производство на фабрике. Грохотал огромный дизель-генератор, крутились колёса. Ли Чжичан установил защитные щитки ко всем приводным ремням и осям. Люди в цеху работали молча и сосредоточенно. Почти каждая производственная операция была механизирована — эта волшебная сила присутствовала повсюду. Приводимое в движение коленчатым валом сито с лязгом отцеживало выжимки. Все звуки в цехе, громкие и ритмичные, оживляли его. Но работники в течение всего дня молчали, не было слышно ни громких разговоров, ни весёлого смеха. Смерть Суй Бучжао глубоко потрясла весь Валичжэнь точно так же, как огромные механизмы всколыхнули производственный цех. Мощность техники вскоре проявилась в резком увеличении производственных возможностей. За этим последовало расширение сушильного участка, и по улицам городка стали один за другим проноситься грузовики с лапшой. Жители городка, наблюдая, как техника заменяет ручной труд, не переставали дивиться. Посетители не выражали громких восторгов, на их лицах было смешанное выражение горя и волнения. Многие, посмотрев, отвешивали низкий поклон свешивающимся с балок колёсам и уходили.

На фабрику часто приходил техник Ли, чтобы поговорить о делах с измазанным в масле Ли Чжичаном. Заходили также Лу Цзиньдянь и Цзоу Юйцюань, они расспрашивали о производстве, особенно о качестве лапши после установки передаточных колёс. Они упирали на то, что Валичжэнь — важный участок производства лапши «Байлун», и нужно следить за каждой мелочью, чтобы не нанести урон репутации всей промышленности, работающей на экспорт. Суй Баопу здоровался с начальством за руку, но говорил мало. Став главным управляющим компании, этот выходец из семьи Суй находился в центре внимания всего городка, потому что вошёл в кабинет управляющего в критический момент. Он провёл большую часть жизни рядом с жёрновом и всякий раз, слыша это погромыхивание, испытывал необъяснимое волнение. Позже, когда следить за жёрновом на мельничке изъявил желание оставшийся без работы смуглый здоровяк, Баопу разозлился не на шутку. Такое случалось с ним очень редко.

«Как тебе не стыдно даже заговаривать об этом! — возмущался он, тыкая пальцем в нос смуглявого. — Ты же здоров, как бык, какое смотреть за жёрновом! Мужчина называется, мать твою!» — кричал он, потом начал браниться и закрыл рот, лишь, повернувшись в сторону и заметив упрёк в пылком взгляде Наонао. Он с раскаянием похлопал смуглявого по спине и направил его работать на сушильный участок. Вечерами, уходя с фабрики, Баопу нередко прогуливался один по берегу реки, молча вспоминая дядюшку, вспоминая разговор с ним незадолго до его смерти.