Старый корабль

Братья с сестрой остались в сохранившихся пристройках. Во двор старого дома начал частенько заходить Суй Бучжао. Баопу упрашивал дядюшку перебраться к ним, но тот не соглашался. И они стали жить втроём в одной из пристроек, а в освободившиеся комнаты перенесли всякое барахло. Книг оставалось уже немного, и когда поползли нехорошие слухи, Баопу спрятал их в большой, похожий на гроб, сундук. Постепенно подросла Ханьчжан, обличием она напоминала мать, а нравом пошла в отца. Она поселилась одна в ещё одной пристройке. В год смерти Суй Инчжи почти все работники семьи Суй разошлись, осталась одна Гуйгуй — ей было некуда идти. Она стряпала для всех троих, а в свободное время сидела на приступке двери и лущила фасоль. Она была младше Баопу на три года, в детстве они купались в одном корыте. Луща фасоль, она нередко поглядывала на Баопу и заливалась румянцем. Однажды вечером братья легли спать, и Гуйгуй, увидев, что свет у них ещё горит, зашла к ним и остановилась в красном отсвете лампы перед Баопу. Он спал, раскинув мощные плечи, из-под одеяла высунулась нога. Она никогда не видела его таким обнажённым. Боясь, что он замёрзнет, прикрыла его ногу и плечи одеялом. От его запаха навернулись слёзы. Она вытирала их, а они текли и текли. И она коснулась губами его тёплого плеча. Слишком уставший, Баопу даже не проснулся. Зато вдруг проснулся Цзяньсу. Увидев Гуйгуй, склонившуюся над плечом брата, он спросонья непонимающе вскинул голову и вопросительно хмыкнул. Гуйгуй бегом вылетела из комнаты. Цзяньсу больше не заснул. Он задул лампу и усмехнулся в темноте. После этого Цзяньсу нередко следил глазами за Баопу и Гуйгуй. Оказывается, Гуйгуй хороша собой, а старший брат — здоровяк. Повздорь они с Гуйгуй, ему стоит плечом шевельнуть, она и повалится. Так прошёл год, Баопу с Гуйгуй стали жить вместе. Цзяньсу переместился в маленькую комнатку у восточной стены. Ему казалось, что с того самого дня комната старшего брата исполнилась тайны, и он иногда заходил туда, чтобы внимательно всё осмотреть. Гуйгуй наклеила на окно вырезанную из бумаги картинку — краб с зажатым в клешне фиником. Изменился и запах в комнатке — не то чтобы сладкий, а какой-то нежный и мягкий аромат. В комнатке стало действительно славно.

В своей комнатушке Цзяньсу было холодно и неуютно. Он и возвращался туда лишь поспать. Ему нравилось проводить время с дядюшкой. Все диковинные истории Суй Бучжао он слушал как зачарованный. Когда речь заходила о жизни в морях в постоянной борьбе с ветром и волнами, Цзяньсу всегда слушал, разинув рот. Он бродил в одиночестве по зарослям на берегу реки, исполненный удивительных фантазий, смотрел на взлетающих с криком птиц. Потом праздное времяпровождение кончилось, его взнуздали, как подросшую скотинку, и взяли в работу. Вместе со старшим братом они с утра до вечера трудились в поле. Мотыга и серп врезались в кожу, руки были в крови: так истекает соком молодой побег утуна. Тело покрылось множеством шрамов, но несравненно окрепло. Как-то раз бригадир послал его одного на берег реки нарезать колючих веток для изгороди. Там он увидел девчушку лет шестнадцати-семнадцати, которая тоже нарезала колючки. Она назвала его «братцем Су»[19], а он сиял от радости, думая про себя, что братец Су не такой уж простачок — на самом-то деле так и хочет поладить с тобой. Поток горячей крови, кружившей по телу столько лет, вдруг прилил к горлу, и оно тут же пересохло. Он с ней и говорить-то не говорил — знай, поглядывал. Бойкой и весёлой девушке хотелось поболтать с ним. Он же ни слова в ответ. Ему не терпелось, чтобы она отбросила эту весёлость, стала другой. Так прошёл и второй день, и третий. На четвёртый Цзяньсу готов был отхватить себе серпом руку. Поработав до второй половины дня, он воскликнул: «Ух ты, какой здоровенный шип в руку вонзился!» Ахнув, девчушка отбросила серп и бросилась к нему: «Где? Где?» — «Вот, здесь!» — отвечал Цзяньсу. Когда она подбежала, он заграбастал её и прижал к себе. Пытаясь вырваться, девушка извивалась как маленький водяной дракон: «Отпусти меня, братец Су! Пусти, а то закричу! Отпусти!» — «Братец Су! Братец Су!» — почему-то передразнивал её он. И, чтобы успокоить, поглаживал по волосам. Поглаживал раз за разом, ощущая их какую-то особенную гладкость. Поглаживал и поглаживал. Упорно вырывавшаяся и дрожавшая всем телом девушка понемногу успокоилась и через некоторое время положила голову на его широкое плечо.