На берегу реки с грохотом вращались старые жернова. В обнимку со скользким деревянным совком Баопу неподвижно сидел на самой большой мельничке по двенадцать часов в день. Потом его сменял пожилой работник. Такая работа больше и подходила для стариков. Один старик, который всю жизнь проработал на мельничке, после смерти Суй Инчжи сказал: «Мне тоже пора…» — и умер там же, на деревянной табуретке. Сложенные из уже позеленевших камней, старые мельнички возвышались на берегу, привлекая людей, поколение за поколением. Там, где не ступала нога быка, зелёный мох переплетал старую и новую поросль, смахивая на полосатый мех огромного зверя. Умер старик, повесился мастер-лапшедел из-за «пропавшего чана», но старые мельнички не издали ни звука. Они были похожи на глубокую и обширную душу Валичжэня. В дни бедствий к ним всегда кто-то прибегал и что-то втайне делал. В годы вторичной проверки после земельной реформы целые семьи приходили тайком поклониться перед тем, как бежать из Валичжэня. А когда «отряды за возвращение родных земель»[34]
закопали заживо сорок два человека — мужчин и женщин, сюда приходили жечь ритуальную бумагу. Старые мельнички молчали. У них было единственное маленькое окошко, единственный глазок. Следившие за жёрновом через этот глазок и взирали на просторы полей и берег реки. Взгляд Баопу, который смотрел в окно каждый день, первым делом падал на большой айлант, «небесное дерево», разбитое страшным ударом молнии. Сейчас от него осталась лишь часть ствола. Местные жители, бывало, приходили поговорить, почему оно погибло. Но со временем интерес угас, и лишь Баопу продолжал изучать его. Его лицо темнело, и он с чувством подавленности смотрел на поверженного гиганта. Ствол почти в два обхвата был расколот пополам, и белоснежная сердцевина торчала, как сломанная кость. Роскошная крона, которая совсем недавно давала тень, источая аромат влаги, теперь лежала в обломках. По краям сердцевины застыла тёмно-красная жидкость — это кровь, выступившая после удара молнии. От дерева исходил странный запах, Баопу знал, что это запах смерти. Молнии — это пули, прилетающие из космоса, как она попала точно в это дерево и почему именно в ту ночь? Небесная сеть широка, ячейки редки, но никто не ускользнёт. Баопу наклонился, поднял несколько щепок и пошёл обратно в мельничку. Цепь заброшенных, похожих на старинные крепости мельничек на берегу осталась с тех лет, когда производство лапши процветало. Многие погромыхивали ещё в пору его детства. Но после того, как отец умер в поле красного гаоляна, мельнички одна за другой стали приходить упадок, остались самые большие. Они расположены на берегу реки потому, что так удобно забирать воду. Как-то Баопу наткнулся на каменные водоводы, проложенные с дамбы, и понял, что в стародавние времена именно вода приводила в движение жернова. Становилось ясно, почему постепенно мелела река. Отсюда напрашивался вывод, что откопанный много лет старый корабль пришёл сюда по бушующим водам реки, что в старые времена у пристани Валичжэня стоял целый лес корабельных мачт. В мире происходят огромные изменения, меняют места созвездия, и ничего невозможно предугадать. Старые мельнички неторопливо перемалывают время. Когда мельничку механизировали, у людей в глазах рябило от перекрещивающихся конвейерных лент и множества колёс. Так и мир неожиданно меняется. Поглазеть на это приходило много народу, к мельничке проявляли невиданный интерес. Потом этот интерес угас. Баопу выглянул из окошка и увидел Сяо Куй с корзинкой в руке и Малыша Лэйлэя, который, казалось, никак не вырастал. Он окликнул мальчика, но ответа не получил.Перед глазами всплыла та ночь много лет назад, когда они с братом в слезах изливали друг друг душу до самого рассвета. Та ночь оставила неизгладимый след в душе Баопу. Ему было не заснуть, потому что он думал об этой женщине, о Малыше Лэйлэй. Наконец однажды он встретил Сяо Куй одну, когда она собирала клещевину, и решился подойти к ней.
Сяо Куй не обращала на него внимания, сосредоточившись на своём занятии. Он стал помогать ей, тоже молча. Так они и работали вдвоём. Когда её красная корзинка из пластика была почти полна, Сяо Куй села на землю и заплакала. Баопу достал пальцем немного табака из кисета, но табак просыпался на землю.
— Сяо Куй, — заговорил он, — хочу вот поговорить с тобой о себе…
Подняв на него глаза, Сяо Куй закусила губу:
— Кто ты такой? Ты десять лет не говорил мне ни слова, и я не видела тебя. Не признаю, кто ты такой.
— Сяо Куй! — воскликнул Баопу. — Сяо Куй! — Сяо Куй скорчилась на земле и разрыдалась. — Я знаю, ты ненавидишь меня, — торопливо заговорил Баопу в растерянности, — ненавидишь уже столько лет! Но я ненавижу себя ещё больше, мы уже столько лет ненавидим одного и того же человека. Этот человек погубил твою жизнь, он не достоин погибшего на дунбэйской шахте брата Чжаолу, он виновен. И должен заплатить за свои грехи. Он не должен больше даже вспоминать о той грозовой ночи, не смеет больше ступать в проулок семьи Чжао…