Старый корабль

Вокруг буровой стояло целое кольцо из людей, один что-то крикнул. Малыш Лэйлэй вырвался из рук матери и изо всех сил стал протискиваться через толпу. Баопу не раздумывая последовал за ним. На пустом пространстве, окружённом толпой, лежали стальные трубы различной длины, вокруг хлопотали рабочие изыскательской партии в шляпах из ивовых прутьев. Среди них суетился Суй Бучжао. Баопу остановился на краю толпы, а Малыш Лэйлэй подбежал к трубам как раз в тот момент, когда Суй Бучжао и ещё пара человек, обстучав толстую трубу, вынули из неё что-то чёрное и разломали на куски. Малыш Лэйлэй стрелой рванулся вперёд, выхватил кусок из рук Суй Бучжао и громко закричал:

— Мама, это уголь!

Все были поражены: как ребёнок смог это определить? В это время из толпы показалась Сяо Куй, она обняла Малыша Лэйлэй, взяла у него кусок угля и вернула Суй Бучжао. Все заметили, что в глазах у неё сверкнули слёзы, и стали негромко переговариваться, полагая, что при виде угля она наверняка вспомнила о Чжаолу, похороненном под его завалами. У Малыша Лэйлэй тоже, верно, что-то осталось от Ли Чжаолу, раз он с первого взгляда сумел распознать уголь… Слушавший эти пересуды Баопу был до дрожи в душе потрясён тем, что мальчик распознал уголь с первого взгляда, и не отрывал глаз от матери с сыном. Когда они ушли, ему стало не интересно смотреть на дядюшку с куском угля в руке. Он зашагал домой, отойдя довольно далеко, оглянулся, чтобы ещё раз посмотреть на бурильную вышку, и увидел чудака Ши Дисиня. Тот сидел на корточках в отдалении от толпы и мрачно курил.

Баопу стал искать Сяо Куй с Малышом Лэйлэй, но их уже и след простыл. Только сейчас он ощутил голод и усталость и еле добрёл до дома. Первым, кого он там увидел, был Ли Чжичан, который беспокойно расхаживал по двору, то и дело поглядывая на окно Ханьчжан. Баопу сразу вспомнил, что Ли Чжичана не было в толпе глазевших на уголь. Постояв, он направился к нему. Было непонятно, с чего вдруг в душе Ли Чжичана снова разгорелся пламень любви. Когда тот поднял голову, Суй Баопу предстало мрачное, без единого просвета, лицо. Ему стало жаль Чжичана, и он положил руку ему на плечо.

— Поесть тебе надо, — сказал он. — Нельзя так всё время.

— Не открывает, — кивнул Чжичан. — Игнорирует. Но она любит меня, я сердцем чувствую. Буду ждать, пока не выйдет.

Баопу пожал его холодную руку:

— Несколько лет назад у тебя тоже так было, так все эти годы и продолжается?

— Разве такое остановишь? — покачал головой Чжичан. — Я ни на день не прекращал любить её — огонь горит в моей душе. Вот Даху погиб, ещё один прекрасный человек из семьи Суй. В тот вечер, когда я у стога слушал, как Бо Сы играет на флейте, как техник Ли рассказывает про «звёздные войны», каких только ощущений не было в душе! Я вдруг подумал, что у меня всё выходит слишком медленно. Сколько дел нужно сделать, сколько не доделано. Мне нужно быстрее меняться. Передаточные колёса не могут останавливаться, не может останавливаться и любовь. Я установил фонари, но они до сих пор не горят, хотя улицы Валичжэня уже давно должны быть освещены. Человек, которого я люблю, не хочет говорить со мной, хотя нам суждено было быть вместе с детства. Все дела откладываются — сначала одно, потом другое, и в результате всё не так. Но жалеть поздно. Помоги мне, брат Баопу, быстрее!

В глазах Ли Чжичана сверкали искорки. Баопу казалось, что он полностью понимает его, и он потрепал его за руку:

— Ваша семья Ли — замечательная. Я непременно помогу тебе, как себе самому. — Он присел на корточки и задумался. — Так нельзя: если ты действительно любишь её, нельзя так. Если она будет сидеть взаперти одна, так и заболеть недолго. Раз ты открыл ей сердце, надо потихоньку уйти. Ушёл бы ты. — Ли Чжичан долго не отрывал глаз от Баопу. — Ступай, брат. — повторил тот.

Ли Чжичан неохотно вышел со двора. Баопу остался сидеть, молча покуривая. Ему стало ясно: именно из-за гибели Даху Ли Чжичан вновь взялся за отложенное. И это было удивительно. Ведь и у него самого томительное беспокойство и спешка последних дней связаны со смертью Даху. Не сказать, чтобы это стало причиной, он лишь чувствовал: что-то подталкивает его, заставляет спешить что-то сделать. Что именно — не ясно, но он ощущал, что это не терпит отлагательств. Так больше нельзя, это неприемлемо! Он с завистью вспомнил ясную и чёткую позицию Ли Чжичана: «Передаточные колёса не могут останавливаться, не может останавливаться и любовь». И выпустил целое облако дыма. Потом встал и громко постучал в дверь.

Дверь отворилась. Сестра, видимо, не так давно вернулась с сушильного участка, от неё ещё пахло лапшой. Бледная, с провалившимися глазами, она спокойно смотрела, как он входит.