Множество людей стояли у входа, опустив руки, а «Крутой» Додо с красными глазами то выбегал, то забегал обратно. Везде Цзяньсу видел безграничную радость и бесконечное непонимание. Как и прежде, раздавался звон стального черпака, работник колотил что было сил, пот катил с бедняги градом, а белоснежная масса крахмала так и не вытягивалась в лапшу. Кусочки оторвавшейся лапши плавали в клокочущей воде, как озорные рыбки. Размешивающие крахмальную массу, как и раньше, двигались вокруг большого керамического чана. В это время «Крутой» Додо, предполагая, что масса размешивается неравномерно, орал, чтобы ритмичное «хэнъ-я» звучало громче. И вот уже мужчины и женщины стали выкрикивать на каждом шагу «хэнъ-я», «хэнъ-я», погружая в массу чуть ли не полруки. Цзяньсу тоже направился к самому отстойнику и, подойдя поближе, ощутил кислый запах. Не оседал крахмал и в нескольких тестовых стаканах на бетонной стойке, в них плавали неразделившиеся кусочки. Уже не приятного салатного цвета, а мутная и грязная, поверхность чана беспрерывно пузырилась. Образовавшийся посередине большущий пузырь довольно долго плавал, потом с громким хлопком исчез. Когда Цзяньсу ещё только подходил к фабрике, он уже почувствовал доносящуюся вонь, и сердце радостно забилось. Он понял, что на этот раз ситуация с «пропавшим чаном» довольно серьёзная, в таких случаях всегда появлялся подобный запах. Он присел на корточки и закурил, оглядываясь по сторонам. Промывавшая лапшу Наонао, видать, надышалась этого запаха и, зажав нос, отбежала к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Её с яростным воплем остановил Додо: «А ну, марш на рабочее место! Поглядим, мать твою, кто сегодня посмеет отлынивать…» Цзяньсу это казалось забавным. Лица всех вокруг, словно по мановению невидимой волшебной длани, сделались строгими и торжественными. Никто не смел шутить и хихикать. Все хранили молчание. Цзяньсу заметил Даси, и ему показалось, что лишь она остаётся беззаботной и спокойной, то и дело поглядывая на него. Даже в такой момент кокетничает, надо же!
Додо вскоре вымотался. Зыркая по сторонам, он искал Цзяньсу, и наконец его взгляд упал на него.
— Ну, вот и посмотрим, на что ты, техник, годишься, — хмуро выдохнул он, злобно выпучив глаза. — Войско обучают тысячу дней, а используют один раз[35]
.— Верно, — согласился Цзяньсу, выпустив клуб дыма. — Я здесь уже долго сижу и наблюдаю, размышляю, как быть. Ни один техник не даст гарантию, что никогда не случится «пропавший чан»…
— Но чан-то пропал, выручай давай! — прорычал Додо. — А не можешь, дуй за старшим братом!
Усмехнувшись, Цзяньсу направился к отстойнику. Под взглядом Додо поплескал раствор стальным ковшом, сам не понимая зачем. Потом ещё раз помешал массу в чане перед собой, посмотрел и крикнул: «Стой!». Смерил температуру ошпаренной фасоли, дал указание снова сменить воду. Додо ходил за ним, как хвостик.
— Сперва надо пять дней поглядеть, — сообщил ему Цзяньсу. — Может, что и нащупаем.
Додо нечего было возразить, и он лишь хмыкнул.
На другой день кислятиной воняло уже на всей фабрике; на третий — из отстойника едко запахло чем-то пригорелым; на четвёртый день все остальные запахи перекрыла вонь, от которой не было никакого спасения. Смердело всё хуже и хуже, люди про себя ахали: «Конец». Заявился хмурый Ли Юймин, партсекретарь улицы Гаодин. Староста Луань Чунь-цзи ругался на чём свет стоит, мол, предпринимаемые меры неэффективны. «Крутой» Додо пошёл на старую мельничку за Баопу, и Цзяньсу подумал, что брат точно не придёт. Увидев его входящим вслед за Додо, страшно удивился и свирепо уставился на Баопу. Будто ничего не замечая, сутуля широкую спину и чуть раздувая ноздри, Баопу стремительно прошёл к отстойнику… Додо своими руками привязал на дверь красную ленту — оберег — и вновь отправился в «Балийский универмаг» за урождённой Ван. Та сидела в безрукавке на подкладке и завтракала. Придерживая двумя руками выпирающий живот, она вошла, остановилась и с необычайной бдительностью, сверкая глазами, огляделась по сторонам. Потом уселась в большое кресло, которое Додо притащил самолично, и крепко зажмурилась.
В течение часа Баопу просидел в углу на корточках, потом скинул одежду, оставшись в одной майке, и принялся с силой мешать раствор в чане. Помешает, отойдёт посмотреть к чану с ошпаренной фасолью или заберётся на площадку над чаном с крахмалом. Так прошло десять с лишним дней. За это время он уходил из цеха только по нужде. Проголодавшись, поджаривал кусок крахмала и ел, а ночью спал, прислонившись к стене. Когда Цзяньсу пытался заговорить с ним, он не откликался. Прошло немного времени, он побледнел, стал хрипеть, глаза покраснели, и с людьми он говорил жестами.
Многих привлекала урождённая Ван. Все смотрели, как раздуваются её припорошенные пылью крылья носа, как ходит вверх вниз кадык, и всё это в молчании. Потом она махнула правой рукой, велела Додо прогнать всех прочь и медленно и ровно заговорила: