Старый корабль

— У вражды нет причины, у долга нет должника, без тучек бывает дождь. Седьмого и девятого числа встретишь подлого человека, вьюн поднял муть в воде.

— Подлого человека фамилия случаем не Суй? — всполошился Додо. Урождённая Ван покачала головой и произнесла ещё одну фразу:

— В Поднебесной женщины подлыми делами славятся, женская душа в трещинках.

Чжао Додо, как ни ломал голову, ничего не понял и стал умолять урождённую Ван объяснить дальше, но та ощерила мелкие чёрные зубы и поджала уголки рта:

— Давай молитву за тебя прочитаю. — Закрыла глаза, поджала ноги на сиденье и забормотала. Ни слова было не разобрать, и Додо присел на корточки в сторонке. На лбу у него выступила испарина. Урождённая Ван обладала удивительно способностью долго сидеть и просидела так в кресле до рассвета следующего дня. Вечером слова её молитвы становились тише, и их почти не было слышно, но в глухой ночи, когда всё вокруг затихало, вдруг становились громче. Несколько девиц, прикорнувших недалеко от чана с крахмалом и чана с водой, одна за другой проснулись и, словно во сне, помчались к креслу. Ван сидела неподвижно, среди её заунывного бормотания прозвучало лишь «смелые» — и работницы бегом вернулись на свои места.

Баопу всю ночь провёл у отстойника, и только дождавшись, когда всё пришло в норму и по фабрике разлилось благоухание, вернулся на старую мельничку. Снова разнеслись удары ковшом, снова Наонао принялась промывать лапшу. Чжао Додо за эти десять дней занедужил, голова раскалывалась, ему поставили банки на лоб, от чего остались три багровых следа. Но голова по-прежнему плохо соображала, и он никак не мог понять, то ли ситуацию с «пропавшим чаном» исправила божественная урождённая Ван, то ли простой мирянин Суй Баопу.

Цзяньсу беспомощно взирал, как старший брат вернулся на мельничку. Подождав пару дней, он отправился к нему и не успел войти, как Баопу уставился на него. Цзяньсу этого взгляда совсем не испугался и встретил его с высоко поднятой головой. Баопу стиснул зубы, щека у него подёргивалась, взгляд всё больше леденел.

— Да что опять со мной не так? — изумился Цзяньсу.

Баопу лишь хмыкнул:

— Ты всё прекрасно понимаешь.

— Ничего я не понимаю.

И тут Баопу рыкнул:

— Ты больше десяти тысяч цзиней фасоли псу под хвост пустил!

Побледневший Цзяньсу твёрдо отпирался. Он объяснял, в чём дело, а губы его тряслись от волнения. В конце концов он презрительно усмехнулся:

— Я и правда хотел так сделать. Но вот случая не представилось. Это и впрямь знамение небесное.

Баопу словно не слышал его слов:

— Знаю я твой норов. Как не знать! Я у себя на мельничке давно чувствую, что может настать такой день. Ты на такое, ой, как способен!..

Тут Цзяньсу, не выдержав, перебил его:

— Говорю тебе, не я это! Не я! Узнав, что «чан пропал», я обрадовался страшно, но и удивился… Пока бежал на фабрику, всю дорогу думал: «Вот ведь знак свыше!»

Баопу, который встал помешать фасоль, так и замер с деревянным совком в воздухе. И, обернувшись, пристально посмотрел на Цзяньсу. Тот аж ногой топнул:

— Ну зачем мне тебе врать? Я же тебе только что сказал: да, я искал случая это сделать. Но на этот раз это не моя работа.

Закусив губу, Баопу пошёл мешать фасоль. Потом снова уселся на свою квадратную деревянную табуретку, закурил, глянул в маленькое оконце и заговорил будто сам с собой:

— Но я уже записал этот должок на счёт семьи Суй. Тебе я верю, это не твоих рук дело. Но всё равно считаю, что в этом вина семьи Суй, и это недостойно Валичжэня… — Баопу говорил всё тише и тише.

— Это почему ещё? — возмутился Цзяньсу, глядя на его подёрнутые сединой волосы.

— Потому что ты это уже задумал, — покачал головой Баопу.

Одним прыжком очутившись перед братом, Цзяньсу заорал, потрясая ладонями:

— Да, задумал, но до конца не довёл. «Чан пропал», и я очень рад. Думаю, на этот раз «Крутой» Додо получил по заслугам. Я понимал, что тебя он в конце концов непременно позовёт, но всё же хотелось посмотреть, пойдёшь ты или нет. Несколько дней не спускал глаз со входа на мельничку. И ты-таки вышел, вот ведь поразительный человек! Ты и впрямь недостоин семьи Суй! Ну, помог ты Додо исправить «пропавший чан», а не боишься, что кто-то втихомолку поливает тебя грязью? Можешь сердиться, мне не страшно, всё равно тебя отругаю!

Цзяньсу раскраснелся, со лба у него катились капельки пота.

Баопу, большой, кряжистый, выпрямился на табуретке, чуть не ткнувшись носом в лицо брата. Из-за хриплого голоса одно слово звучало серьёзнее другого, и Цзяньсу невольно отступил на шаг.

— Порылся бы ты в истории городка, окинул бы взглядом многовековую историю лапши «Байлун», — говорил Баопу. — Несколько поколений изготавливали её, и здесь, и в других краях все знали эту марку. Иностранцы называли её «дар свыше», величали «стеклянной лапшой»… Если на фабрике «пропал чан» и некому это исправить, так это для всего городка стыд и позор! «Исправлять „пропавший чан“ — всё равно что пожар тушить» — так издревле говорят в Валичжэне.