Старый пёс

Старый Пёс обожал распространять свои наблюдения на все человечество или хотя бы на его половину… Наблюдал же он исключительно за одним и тем же мужчиной, в одних и тех же интерьерах. Итак, у них, у мужчин, мудрствовал Старый Пёс, все в конечном итоге заканчивается примерно одинаково. Жалко заканчивается. Чертыханьем, тщетным поиском куда-то запропастившегося пинцета, который не изымает занозу, зато расковыривает до крови кожу вокруг, а довершает разгром и членовредительство работа иголкой. Потом стопка водки – успокоить нервы – и клятва больше никогда ничего не делать по дому. Даже если Она откажется убирать, готовить или, чего доброго, вообще съедет к матери. «Что, если вдуматься, пришлось бы весьма кстати!» – говорится веско в сторону кухни. И еще одна стопка водки как антисептик – при такой грозящей нагноением травме одной стопкой не обойтись – опасно. Две – лучше, но еще без гарантии. Три – успех, а успех нуждается в закреплении… Она же на кухне словно локатор: чувствует, что стресс снят, нервишки улеглись, ладонь – пустяк, но… лечение увлекло. Нравится. Ничего удивительного – всегда нравилось. С травмой, без… Старый Пёс в курсе, но с нотациями никогда не лезет. «Один столбняк другим заменить решил, горе луковое?» – подает Она голос. Не потому что смелее Старого Пса, просто не так прозорлива. «Иди сюда, – добавляет участливо. – Промою, пластырь приклею. Самоделкин…» И пока ранка, какую настоящий мастеровой и не заметит, впитывает с ватки йод, предупреждает ласковым голосом, что если еще раз увидит «эту шлюху» возле подъезда, то переломает ноги сперва ей, а потом и ему. Лицо у мужчины при этом сморщенное, кислое какое-то, и Старый Пёс верит, что это от йода.

«Вот казалось бы… Кто бы мог подумать – обыкновенная заноза… А столько проблем! – говорил себе Старый Пёс, на ходу пробуя результат упражнений с лапами и чувствуя, как с каждым шагом все возвращается на круги своя. – Люди… Человек – это само по себе уже неудача…»

Стоило Старому Псу приноровиться к неблагодарному делу возвращения лапам пригодности для ходьбы, как спина, живот и нос тут же, секунды не потеряв, начинали предательски мерзнуть. Живот особенно отличался на этом поприще, но на то имелись веские причины.

Когда Старому Псу был от силы год – полтора, хозяева надумали переезжать. Суета невидимым, но осязаемым, мешавшим дышать целлофаном окутала доселе спокойный и устоявшийся быт. Старого Пса бесконечное перемещение коробок и чемоданов, равно как и паковавших их людей, приводило в унынье. Когда же он обнаружил, что упаковано практически все, кроме его собственного места и мисок, затосковал с такой силой, что вместо новой квартиры очутился на операционном столе с «заворотом кишок».

Ветеринар на волнительные вопросы Хозяина отвечал неизменно: «Ну не знаю…» Правда, после этих слов он все же выдавал кое-какие сведения из былой практики. То есть кое-что все же знал, не до конца сбитый летчик, слегка подбитый, в крыло. Впрочем, один раз он все же нашел в себе силы отступить от заведенного порядка, но и Хозяин не спрашивал, а утверждал:

– Доктор, вы обязаны его спасти! Надеюсь, это вы понимаете!

– Попытаемся, – нерешительно пожал плечами ветеринар, заставляя Хозяина настойчиво повторить:

– Обя-за-ны! Никаких «попытаемся» я не приму.

А тот, как заведенный, опять за свое «ну не знаю…» Тут Хозяйка, до поры державшаяся, расплакалась словно маленькая.

Старый Пёс, одним глазом наблюдая за происходящим, второй уже закрывался под действием укола, мысленно пообещал Хозяину и Хозяйке, что всё обойдется. Мол, если доктор сплохует, он сам справится. Очень не хотел, чтобы Хозяин попал в беду. А насчет того, что беда близка – не обманывался. Он и сам не выносил женских слез. Сейчас Старый Пёс гордился выдержкой Хозяина, но чувствовал: еще немного и тот сорвется, и тогда доктор понадобится уже ветеринару. «Человечий собачьему, – ухмыльнулся Старый Пёс про себя. – Пусть тогда „скорая“ в пробке застрянет. Заодно и Хозяин прибраться куда успеет, а я уж как-нибудь сам по себе. Повезет, до другой ветеринарки довезти успеют, если с мигалкой…» Картина представлялась почти нереальной, но впечатляла сильно, Старый Пёс зарычал, распугивая нерадивых водителей.

– О! – тут же подхватился ветеринар. – Укол начинает действовать, смуры пошли. Ну не знаю, как у собак, а на людей…

– Давайте уже, – невежливо оборвал его Хозяин. – Мы в фойе посидим.

У ветеринара были кривые и на всю глубину прокопченные сигаретами зубы. В моменты исключительной собранности он подсознательно, то есть невольно гримасничал и беззастенчиво выставлял напоказ неухоженный, плохой прикус, морщил нос и задирал губу. Даже для собаки зрелище представлялось сущим кошмаром. Старый Пёс, исключительно для сравнения, чтобы доктор имел представление о пользе личной гигиены, а также знал, с кого ему впредь следует брать пример, щедро демонстрировал ему свои челюсти.