Старый рыцарь

— Пожалуй, ничего не получится, сир Фолкмар, — Торленд слез с лавки, спокойно вернувшись на место, будто и не случилось ничего. Мгновение славы ушло так же быстро, как и пришло — все снова занялись своими делами, — Неприятно, знаете ли, когда на тебя вешают клеймо слабака и неудачника. Я выступлю против вас, и житья мне не будет. Эти северные псы постараются устроить мне вечную славу.

И будут правы. Фолкмар чувствовал, как в нем закипает злость. Порой ему казалось, что все до единого предубеждения о южанах совершенная правда. В том числе и самые нелепые, к примеру, что те любители надевать портки наизнанку. Впрочем, он и сам порой так делал, ведь в дороге не часто приходилось стирать.

Опрокинув в себя остатки эля, он резко встал. Ему нужен был свежий воздух.

Сверху зеленым глазом глядела зеленая звезда. Луна на время отступила, перестав быть такой огромной, можно было различить то, что творилось на небе. Созвездие дюжины скакало по темному полотну черным жеребцом, в глазах его блестел ядовитый зеленый огонь. Фолкмар выдохнул: воздух заклубился влажным дыханием, весенняя ночь выдалась прохладной. Еще парочка кружек эля, и, быть может, ему станет все равно. Он уже дошел до той степени отчаяния, что готов был отдать Чемпиона, лишь бы получить желаемое.

Во двор таверны прибыли три всадника. В темноте Фолкмар не разобрал, кто это, но конюх оказался рядом с ними на удивление быстро. Принял коней, получив пару монет и еще парочку надменных приказов. По обыкновению, он предпочел сойти с порога, чтобы дать пройти господам. То, что это были господа, он не сомневался. Когда те вышли из темноты двора в свет наружных факелов, Фолкмар заметил еще одно неприятное: на груди одного лордика красовалась вышивка — золотой кабан, вставший на дыбы в окружении трех яблок. На этот раз лорд Дориан Бордовей был одет в голубую шелковую рубаху, с его плеч струился шерстяной золотой плащ с голубой подбивкой. Фолкмар не сомневался и в том, что на его плаще изображён еще один кабан, поэтому даже не обернулся, когда они прошли мимо него.

«Кабан или вепрь, свинья есть свинья, и не важно, насколько она опасна, — с презрением подумал Фолкмар, — А ты и есть свинья, и клеймишь себя правильно».

Давненько он не был таким злым. Мыслями своими, он, казалось, мог разнести всю эту таверну вместе с пьяницами внутри. Но его никто не заметил в темноте двора, лорд прошел со спутниками внутрь, весело обсуждая предстоящий праздник. Фолкмар сделал шаг назад — злость злостью, а неприятностей ему в этот вечер хватило, и на все последующие вечера тоже.

Дверь захлопнулась, и он снова остался один.

— Сир Фолкмар? — услышал он робкий голос в темноте ночи.

Что опять?

— Сир Фолкмар, я видел, как вы вышли, — из двери высунул голову растрепанный Маркус, пытаясь вглядеться в спокойствие ночи. Затем он выглянул весь, спрыгнул с порога в грязь. Где-то вдали, в конюшне, заржали лошади.

— Ты что, следил за мной? — рассердился Фолкмар.

— Вот вы где…

— Иди своей дорогой, мальчик. Мы все с тобой решили, и больше я не собираюсь ничего обсуждать.

— Погодите, сир Фолкмар! Я вовсе не о том… — Маркус не потерял своего возбуждения, но голос его уже не казался гневным. Он подошел к Фолкмару в ночи, — Я, право, виноват перед вами. Несправедливое обвинение хуже несдержанного слова. Я вел себя ужасно, мой дядюшка бы осудил это… но так получилось. Простите меня.

— Правда? — густые брови Фолкмара приподнялись, — Ну, раз так, хорошо. Я тебя прощаю. Можешь идти, я не держу тебя.

— Мне хотелось бы искупить свою вину, — такие как Маркус не отстанут, пока их доблесть не получит желаемое, устало подумал Фолкмар, — Я слышал, вы хотите попасть на турнир?

— Хочу. Что тебе до этого?

— Я могу выступить против вас, если вы позволите мне…

— Выступить? — вот уж, действительно, чудной вечер, — Ты? Против меня? Ты же понимаешь, какая слава будет потом тебя преследовать, мальчик?

— Знаю, — Маркус выкатил грудь колесом, — Но долг сильнее пересудов. Ведь благородство рыцаря внутри его сердца, а не в людских языках, — Маркус ненадолго задумался, — К тому же, я не возьму у вас ни коня, ни доспехов, ни денег, когда одержу победу. Все поймут, что делал я это не ради собственной выгоды.

— Что ж, разумно, — на мгновение Фолкмар даже проникся уважением, — Но, надеюсь, ты не будешь кричать об этом на каждом углу? Этого добра хватает и по кабакам, трепаться каждый горазд.

— Нет, что вы, сир, я буду нем, и только мои поступки будут говорить за меня!

Фолкмар вышел в свет факелов. Задумчивость его морщин заставила сердце Мракуса биться чаще, а грудь вздыматься сильнее. Когда старик протянул ему руку, парень схватил ее без раздумий:

— Смотри, не передумай, мальчик. Ты дал слово, помни о нем, — рукопожатие оказалось крепким. С неба глядела зеленая звезда, будто засвидетельствовав свершившейся договор, — Я буду ждать тебя в полдень у распорядителей турнира. Приходи ко времени.

— Я буду там, клянусь, или я не рыцарь, — кивнул Маркус, — Благодарю вас, сир Фолкмар.