Старый рыцарь

— Все может быть не так, как кажется, — решил все-таки выразить свое мнение Каллахан, — Сильвер наставник Асгреда, тот еще совсем юн. Каждый из нас привык видеть в своем наставнике пример, не поддающийся сомнению. Идея разбоя принадлежала не Асгреду. Он пошел, куда позвали. Его вина лишь в том, что юнец оказался молод и доверчив. И, если эта вина не равноценна провинности Сильвера, то точно не больше его.

— Каждый, кто взял в руки меч, несет ответственность, доверчив он или нет, — колыхнул щеками Таролли, суровость которого совсем не соответствовала его внешности — добродушного, сытого булочника, — Ему пятнадцать, вполне сознательный возраст, чтобы понимать, если режешь острым концом клинка — режешь до смерти.

За прошедшие минуты солнце окончательно озолотило туман, прижав его к земле. Тот прятался в траве, плача кристальными слезами росы. Толпа притихла, вслушиваясь в разрозненные споры, но могла уловить лишь громкие возгласы, знаменующие спор. Людей прибавилось — быть может, на турнире будет и побольше железа, коней и причудливых зверей на шлемах и щитах, зато зрелище здесь намечалось поинтересней. Здесь пахло безысходностью и смертью.

Каллахан взглянул на верховного оторна. Он сам сказал, чтобы тот поступал так, как считает нужным. Лицо Бельтреса имело такое выражение, будто он уже знал, как нужно.

— Хватит бесполезный разговоров, — прервала жаркие споры Бельтресова подагра, верховный скривился, почувствовав резкую боль в левой щиколотке. На лицо оторна выступило страдание, — Наставник и ученик, а теперь уже и рыцарь, встаньте, — Сильвер и Асгред встали, один смотрел как зверь, другой не поднял головы, — Каковы бы ни были ваши намерения — а они все как один мерзкие, отвечать вы будете одинаково. Оба выступите против двоих, каждый… — Бельтрес ткнул в воздух, — … каждый против двоих. В бою решится ваша судьба. Из оружия у вас будут только прямые мечи. Из защиты только милость Великого Воина. Если он рассудит, что вы достойны жизни, даст вам силы, умение и удачу. Ну, а если нет… — Бельтрес кивнул оторну Кильриану, и тот засуетился, отправившись к начальнику храмовой стражи — они выбрали лучших воинов, которые и должны были сразиться с подсудимыми, — Что ж, деритесь доблестно, чтобы суд свершился как должно.

— Я отказываюсь драться, — подал голос Асгред, не поднимая головы.

— Что? — вскинул бледные брови верховный оторн, — Юный отрок отказывается драться? Он трус? Если ты не поднимешь меч, тебе просто отрубят голову.

— Я знаю, — отозвался Асгред, — Я больше не рыцарь, ведь я нарушил клятву, которую давал.

Скривившись, оторн ударил о деревянный подлокотник морщинистым кулаком:

— Это я решаю, кто рыцарь, а кто нет! Великий Воин не говорил, что рыцарства лишаются из-за нарушения клятвы. Он говорил об искуплении кровью. Как ты смеешь бросаться оскорблениями суду⁈ — верховный был зол, он тряс кукишем на вытянутой руке, — Отказаться от поединка⁈ Негодник! Если ты не возьмешь в руки меч, твое имя вырежут на позорном столбе, и оно будет висеть, пока тот не сгниет! И тебя повесят там же, пока и ты не сгниешь. Имя твое висеть будет дольше, это точно!

На этот раз Асгред поднял бледное лицо, в его глазах читались и печаль, и страх, и гнев.

— Будешь сражаться или нет⁈ — взревел верховный, выплюнув добротную порцию слюны.

Асгред медленно кивнул, смешивая печаль с гневом.

— Хорошо, — мгновенно остыл оторн, оглянув довольную толпу сердитым взором из-под густых бледных бровей, — Есть ли среди вас тот, кто хочет взять часть справедливости на себя?

— Есть! — мгновенно отозвался на зов чей-то решительный голос.

— Кто ты, назовись.

— Я — Маркус Галеран, и я рыцарь.

— Кто может доказать, что ты рыцарь?

— Мой дядя — Ланноэль Галеран, мой герб гордый гогочущий гусь, мой род владеет поместьем Виноградных лоз, и я посвящен в рыцари в свидетельстве оторна Каллахана.

— Это так? — прищурив один глаз, с интересом повернулся к Каллахану Бельтрес.

— Так, — лицо Каллахана стало непроницаемо, словно каменная маска, — Он Маркус Галеран и он рыцарь. А завтра первый день лета.

— Ну, что ж, раз так… — Бельтрес занял свое прежнее положение, не без усилий повернувшись к возбужденному Маркусу, — Почему ты хочешь сразиться на стороне суда?

Маркус пригнулся, нырнув под деревянное заграждение и тут же оказался в тисках мягкого, но мокрого песка. Он выпрямил спину, сделав взгляд гордым:

— Потому что они заслуживают смерти!

Глава 20 Закрытые двери

«…радуйся… я награждаю тебя бессмертием….»

В ушах звенели холодные, бесстрастные слова, вынесшие ему приговор. Подошвы чувствовали огненный песок, по которому прошлась сотнетысячная глиняная армия, раскаленная жаром изнутри. На этот раз он — за ней, прожигая пятки насквозь. Фолкмар устало влачил ноги, гадая, дойдет ли пламя до его костей. Радуйся… это награда…