Старый рыцарь

— За пролитую кровь принято расплачиваться пролитой кровью, — Бельтрес зарыл носки сапог из мягкой кожи в мокрый песок вместе со своей подагрой. Судьи расположились прямо на кулачном поле, без всяких изысков, в гуще будущей битвы. Пара стражников стояли позади, но, случись чего, клирики справились бы сами — вместе с регалиями они носили на поясах мечи, прямые, как и завещал Воин. Однако, брат Ольхрест, длинный и всегда задумчивый, любил с собой таскать еще и булаву, — Стоило бы отрубить тебе голову, — верховный поднял морщинистый палец на дрожащего не от холода Асгреда, — Но, тогда, боюсь, оторн Каллахан не будет удовлетворен, — Бельтрес подумал, стоит ли помянуть свою подагру, ведь она свербила каждый раз, когда он думал о Каллахане, — Справедливость будет решаться боем. Раз уж все мы здесь собрались… пусть суд пройдет не так скучно, как все остальные, — Бельтрес помялся на стуле, приподняв затекший зад. По головам собравшихся прошелся одобрительный ропот. Заспанные лица начали оживляться, — Согласно закону, бой совершается меч к мечу, с добавлением по одному мечу за каждую загубленную невинную душу. Отрок Асгред, именующий себя рыцарем, загубил одного пекаря, отсюда следует, что он вступит в бой с одним воином, с добавлением еще одного за каждую загубленную душу. Итого… две супротив одного. Первого воина предоставит суд, другой может находиться среди вас, — Бельтрес ткнул морщинистым пальцем толпу, как делал уже это с Асгредом, — Кто посчитает справедливым, может предложить свою кандидатуру. Воин это оценит, не сомневайтесь… не сомневайтесь… — Бельтрес задумался, взглянув на Сильвера, не в пример Асгреду свирепо взиравшему на него. Рыцарь все порывался встать на ноги, отчего уже пару раз получал по хребту. Он все время озирался, размышляя, получится ли у него бежать. Глядя на него, Бельтрес все время покачивал головой — и как такой умудрился угодить в рыцари? Мозгов у него было явно меньше, чем дерзости, — А с этим что делать, ума не приложу, — палец сместился на Сильвера, — Оторн Каллахан, может, подскажите? Есть у меня пара мыслишек, но, боюсь, вы потом снова поднимите меня посреди ночи.

Настроение верховного оторна не располагало к подсказкам, Каллахан слышал это по недовольному тону. Быть может, следовало подождать пару часов, пока взойдет солнце, подумалось ему.

— Поступайте так, как считаете нужным, — произнес он, слегка кивнув лысой головой.

За ночь Каллахан преобразился, сменив сукно на плотный хлопок и тафту, короткие прямые узоры покрывали свободные одеяния. С плеч свисал все тот же старый, поношенный плащ. На груди висела печать, на этот раз он ее не спрятал.

— Пекарь был убит руками юного Асгреда, Сильвер же не принимал участие в расправе, — оторн Кирлиан склонился над Бельтресом, прижав к груди руки под широкими рукавами. Одет он был попроще, только в длинный холщовый балахон, перепоясанный широким пурпурным кушаком, но был так же лыс, как и остальные. Лысину он предпочел не щадить, спрятав под длинный капюшон, тянувшийся по спине сзади. Холод лизал кожу, заставляя морщиться кожу ушей, — Для него следует избрать другой способ. Может быть, выкуп, быть может, удары плетьми. Но я предлагаю сослать его на рудники — скажем так, на десять весен, за тарелку похлебки и кусок сала. С живого больше пользы, чем с мертвого. На рудниках не хватает рук. Ну, а если куска сала будет мало, правосудие его настигнет, рано или поздно… Могилы всегда готовы принять своих постояльцев.

— Почтенный Кирлиан заделался торговцем, — снисходительно улыбнулся Таролли, полноватый и грузный, но это не помешало ему нависнуть над Бельтресом, как и остальным пяти судьям, не считая Каллахана. Оторны походили на стальных ворон, гогочущих над ухом верховного оторна, каждая свое, — Торговля, несомненно, приносит свои плоды. В основном, золотые. А некоторым хозяйственникам еще и почтение… Но где золото — там всегда жажда наживы. Где жажда наживы — там обман. Где обман — там ложь, а где ложь, справедливо предположить, что нет истины. Воин поклялся защищать истину. Золото и Воин никогда не пойдут рука об руку. Предлагаю его утопить.

— А мне сдается, Кирлиан прав, — произнес молчавший до того Оривва — оторн возраста такого же почтенного, что и верховный. Как только последнее слово сорвалось с его сухих, тонких и обветренных губ, трое клириков за его спиной тут же закивали — по обыкновению своему, они всегда соглашались с ним, — Этот рыцарь не отнял ничьей невинной души. Судить его наравне с душегубом не справедливо. Следует выпороть его, назначить мзду за грабеж и, быть может, прогнать голышом по полю. Только и всего. Ах, да. Прежде чем снимать с него портки, надобно лишить его титула рыцаря. Нехорошо, когда воин трясет своим концом на всеобщее обозрение…