Старый рыцарь

Напротив храмов-шатров, прямо за живым забором из солдат, расположился загон для кулачных боев. Они собрались именно там, чтобы Воин видел, и Воина видели. Верховный оторн посчитал, что обоюдоострое зрение сделает суд более верным, но, если быть честным, надеялся, что таким образом он закончится быстрее. Драки на кулаках развлекали не только толпу, но и скучающих солдат, ведших круглосуточную караульную службу. Поглазеть на то, что творится за спинами возбужденной толпы стражникам удавалось не всегда, но зато они всегда знали, чем окончился бой. Находилось достаточно доброжелателей, рассказывающих в красках о том, что творилось за настоящими деревянными заграждениями, хотели те этого или нет. Иной раз краснощекий зевака с булкой в руках в красках ведал стоящему без движения уже несколько часов кряду стражнику о том, почему бить кулаком снизу плохая идея, когда нужно бить кулаком сверху. Булка за пухлыми щеками выдавала в нем человека знающего, хотя бы потому, что он рассмотрел все вблизи. Ну, а стальная макушка шелкового шатра всегда видела то, что творится внизу. Воину — воиново.

Песок бойцовской площади был мелким и легким на подъем, но на рассвете отяжелел от влаги. С десяток бледных и загорелых, хрупких и коренастых, маленьких и больших ладоней обхватили деревянные древки ограждений. Заспанные, но любопытные взгляды устремились на двоих пленных, стоящих на коленях перед собранием клириков-оторнов. Рассветных холодок согревался паром горячих дыханий. Здесь собрались те, кто не засыпал ночью и те, кто привык вставать с первыми лучами солнца. Клирики не звали никого специально — на турнире каждая ерунда собирала толпу, сколько бы света не лилось с неба. В толпе можно было заметить и тех, у кого на бедрах висели мечи. Рыцари частенько болтались около храма, раздумывая, какими по счету зайдут внутрь после окончания турнира. Удостоившийся войти в числах первых мог рассчитывать на большую сумму, привилегии и место в королевской страже.

Верховный оторн сидел на грубом стуле, но только потому, что был верховным, и его мучала болезнь. В ином случае остался бы стоять ровно так же, как и остальные оторны — любители поистязать собственную плоть и помахать мечами, не в пример остальным клирикам. Многие сомневались, клирики ли они вообще, но с возражениями никто не лез. Бельтрес был одет в серую сутану с двумя ровными стрелками на груди — стальными, идущими до самого подола и ещё более серый шерстяной плащ с булавкой на плече в виде руки, держащей меч. На груди у него висела печать, точно такая же, как и у оторна Каллахана — высшая степень отличия оторнов и духовной власти. Такая была только у него и у огненноглазых, имевших не меньше полномочий, чем он сам. Благо, таковых в церковных свитках зафиксировано не много, и на его веку жив был только один — Каллахан. Обычно огненноглазые ходили по свету и доставляли мало неудобств, но не в это утро.