Старый Сантос и его потомки

В Лукашивке не на шутку всполошились, когда появился здесь Степан Чурай со своими помощниками — Холявкой и Сорокой. Полицаи, конечно, понимали, что в этой глуши им придется не сладко. Люди презирали их, как и фашистов, и они старались держаться подальше, втроем целыми днями пили самогон.

Как ни просился Степан, а мать не пускала его даже на порог, и он со своими коллегами устроился в опустевшем доме погибшего председателя Гатчинского.

Он жаждал выслужиться перед начальством, доказать им свою преданность — авось снова переведут его в город… А уж если не переведут, то пусть назначают хотя бы старостой. Чурай был уверен, что Моргун здесь распоясался, прикрывает саботажников, не привлекает к ответственности никого за распространение советских листовок и разного рода слухов о событиях на Восточном фронте. Его удивляло, как это местные жители знают, о чем говорит московское радио.

Говорили, что Моргун жалеет соседей из Ружицы и всячески помогает им. Правда, не пойман — не вор… Все они работают, ремонтируют дорогу. Но если проверить, как подвигается эта работа, станет ясно: как мокрое горит. А староста и не думает за них браться. Только тогда, когда Чурай появляется на дороге, они принимаются за работу как следует. Ничего. Он им покажет, как нужно трудиться.

Степан все брал на заметку, решив, что, только поедет в Яшполь, сообщит обо всем куда следует. Безусловно, старосту прогонят отсюда, более того — расстреляют или повесят.

Полицай заранее злорадствовал, готовясь свести со всеми счеты.

В самом деле, как он может их терпеть, когда ни один человек не приглашает его в гости, не поставит чарку, не угостит хотя бы вчерашним борщом. К собакам, кажется, лучше относятся, чем к нему, блюстителю «нового порядка». Пока он добьется у старосты немного хлеба и картошки для себя и своих помощников, глаза на лоб лезут! То Моргун занят и не может этим делом заниматься, то кладовщика не разыщет, то окажется, что продуктов и вовсе нет… Хорошо еще, что в Ружице боятся Чурая и отдают ему последний кусок хлеба, лишь бы не цеплялся. Но все равно он скоро подсунет всем такую свинью, что станет жарко в обоих селениях. У него уже набралось столько материала против них, особенно против мягкосердечного старосты и его жены, которые явно сочувствуют большевикам, что власти не смогут не реагировать надлежащим образом на его донос.

Неожиданно для самого себя он обнаружил однажды такое, что его просто ошарашило. Заглянув на ферму, он увидел Лесю Матяш в окружении доярок. Она читала вслух сводку Совинформбюро. Степан притаился и выслушал от начала до конца все, что она читала и рассказывала… Не поленился, достал из кармана замусоленную тетрадку и записал ее слова, за которые расстрелять мало. Откуда она взяла эти листовки? Кто здесь слушает радио из Москвы? Да тут, оказывается, настоящий заговор против «нового порядка»!

Подождав, пока Леся окончила и вышла из помещения, Степан бросился к ней, хотел выхватить тетрадку из ее рук. Леся вырвалась. На шум подоспели доярки, стали уговаривать и по-хорошему и по-плохому, но Чурай знать ничего не хотел. И повел Лесю к старосте.

Выслушал Моргун полицая, взял у Леси листовку, прочитал внимательно и неодобрительно покачал головой…

— Вот что, Степан. Это ведь дочь пасечника Матяша. Ее мы все хорошо знаем. Кто-кто, а она никогда политикой не занималась. Если еще раз поймаешь ее с такой бумажкой, надо будет батьке ее рассказать…

Чиркнув спичкой, староста сжег листовку и насмешливо взглянул на полицая.

— На первый раз прощаем, а если что… придется доложить. Иди, дочка, иди, да смотри мне! Ты что — с неба свалилась? Не знаешь, какое нынче время? Осторожно надо жить… Осто-рож-но, — поучал Моргун.

Это возмутило Степана и совсем вывело из себя. Как это он разрешил этому дураку сжечь листовку? Кто же ему, Степану, теперь поверит, когда нет вещественных доказательств? Да, настала пора покончить со всем этим. Он пойдет в район, к коменданту, и все расскажет, пусть проучат старосту, заставят и его, и всех этих лодырей уважать «новый порядок»!..

Он стоял у окна и смотрел на Лесю, которая шла домой, будто ничего и не произошло. Шла медленно. Красивая, крепкая. Правда, она заметно пополнела. «Что это значит? — подумал он. — Уж не в положении ли она? Кто ж это так постарался? Вот тебе и раз!»

И засела в его голове мысль, что, вместо того чтобы пойти заявить на Лесю, надо спровоцировать ее. Она теперь у него в руках, что он скажет ей, то она и выполнит! Эту рыбку любой ценой необходимо поймать. Он потребует, чтобы девушка вышла за него замуж. Она, безусловно, согласится. Как-никак это лучше, чем попасть в комендатуру или быть отправленной в Германию…

План этот взбодрил Степана. Неплохо взять в жены учительницу. Она теперь будет как шелковая. Как-никак он ее берет не девушкой. Чей байстрюк — его это не интересует. Он осчастливит ее. Неважно, что она с прибавлением…

Сыграют свадьбу, а там начальство переведет его в город — и концы в воду!

* * *