Старый шут закон

Хогарт начал перекрестный допрос как раз с отношений Ортеги и Ландавасо, стремясь доказать их взаимную ненависть. Оказывается, сразу же после беспорядков Ландавасо выгнал из своего дома жену Ортеги, крича, что она подбивает его умолчать про грехи ее мужа в переулке, но только он, Ландавасо, не хочет неприятностей и никого покрывать не станет. С женщиной случился припадок, и все винили привратника. Впрочем, неважно, кто там чего кричал. Главное, что два подонка терпеть не могут друг друга. Бен решил, что такой свидетель не подведет…

В начале допроса Ландавасо был вынужден признаться, что не одолел в школе даже второго класса, и до того сконфузился, что следующий вопрос — уверен ли он, что истерические крики в толпе принадлежали женщине, а не ребенку, — совсем сбил его с толку. Не успел бедняга прийти в себя, как Хогарт уже расспрашивал его про Ортегу. Знал ли он Ортегу лично? Были ли они друзьями? Нет? Значит, враждовали? А жена Ортеги? Правда ли, что он вышвырнул ее на улицу и вызвал «серьезный эпилептический припадок»? И так далее и тому подобное, пока у свидетеля голова не пошла кругом.

Чтобы дать ему время прийти в себя, Бен то и дело вскакивал с протестами. Он знал, что судья их отклонит, поскольку защита имеет полное право выяснять пристрастность свидетеля. Да и паузы не помогали Ландавасо ни успокоиться, ни продумать ответы. И все же, к удивлению Бена, он упорно стоял на своем и не давал себя сбить.

Тогда Хогарт сменил тактику. Он заговорил доверительно:

— Не приходило ли вам в голову, мистер Ландавасо, что слова, сказанные Ортегой в переулке, можно понять по-разному?

Привратник поглазел на потолок:

— Нет, сеньор, не приходило.

— Они могли означать, например, следующее: «Посмотрите, что теперь будет с шерифом». Как вы думаете?

Он замолк, явно надеясь, что свидетель машинально повторит: «Нет, сеньор». Но туповатый привратник перехитрил его:

— Да, могли, — сказал он.

Хогарт смущенно откашлялся.

— Это всего лишь ваше личное мнение. Слова могли означать, например: «Посмотрите, что теперь будет с Рамоном», — то есть Ортега хотел сказать, что со стороны властей Рамону грозила опасность. Разве такое значение исключается? Или, например: «Посмотрите, что теперь будет со мной», то есть лично с ним, мистером Ортегой. Откуда вы знаете, что именно он имел в виду?

Между обвинением и защитой разгорелся спор — понял ли свидетель вопрос, точен ли был перевод и имел ли Хогарт право вообще задавать такой вопрос. Бен заявлял протест за протестом, пока наконец не вмешался судья и не спросил, есть ли у свидетеля хоть какие-нибудь сомнения в смысле слов Ортеги.

— Нет, сеньор, — ответил Ландавасо.

Потерпев поражение, Хогарт невозмутимо перешел к очень серьезным показаниям Ландавасо против Сандобаля. Поскольку угрожающую фразу шахтера слышал только привратник, уличить его во лжи мог лишь сам Сандобаль, но он был мертв. И тогда Хогарт сделал такое, чего Бен в суде еще не видал: публично признался, что допустил серьезный промах.

— Нужно было с самого начала опротестовать эти показания. Но поскольку я их вовремя не опротестовал, придется подробнее разобраться в них сейчас, не забывая при этом, что их не может подтвердить ни один живой человек. Вы же, ваша честь, получите все необходимые факты, чтобы учесть или отвергнуть данные показания при принятии окончательного решения.

Давай, давай, разбирайся, думал Бен ухмыляясь. Ничего у тебя с этим пентюхом не выйдет. Крепкий орешек! Куда крепче, чем кажется. Чтобы топить своих, нужна смелость…

Да что это с ним? Из придурковатого мексиканца он делает героя?

Пока Фрэнк упрямо старался подорвать показания Ландавасо против Сирило, у Лео Сивиренса вдруг мелькнула интересная мысль. Во всех его пиджаках внутренний карман был справа, а залезть в него правой рукой — дело почти невозможное. Раз пистолет лежал у Сирило во внутреннем кармане, то, значит, доставать его он был вынужден левой рукой.

Опасаясь, что допрос привратника скоро кончится, Лео в спешке перерыл корзину, где держали отобранную для следствия одежду, и нашел потрепанный пиджак с биркой, на которой стояло имя Сирило.

Догадка подтвердилась. Внутренний карман был справа!

Лео представил, что в кармане его пиджака лежит пистолет, и попробовал достать его правой рукой. Не только неудобно, попросту исключено. А ведь в Реате царят нравы Дикого Запада, пока успеешь вытащить оружие — тебя нафаршируют свинцом.

Зрители стали на него поглядывать. Фрэнк, наверно, разозлится, что его отвлекают. Или судья накричит. Плевать! Дело-то не пустячное.

Он постарался припомнить Сирило — живого, во время забастовки, вспомнить, как тот что-нибудь делает, пишет, например. И не смог.

Кого бы спросить? Есть тут его родственники?.. Просперо — вот кого!

Зять-то уж должен знать.

Сделав вид, что идет в уборную, Лео на цыпочках заскользил мимо арестованных к проходу. Просперо сидел во втором ряду — шепот туда не долетит. Тогда Лео быстро наклонился к Вуди Лусеро.

— Слушай. Ты не помнишь, Сирило был левша? Только побыстрей.

Вуди пожал плечами:

— Не знаю. А зачем тебе?