Старый шут закон

Публика, не знакомая с процессуальными тонкостями, но достаточно начитавшаяся судебных отчетов в газетах, принялась гадать, кем же окажется таинственный свидетель. Несколько звонков родным и знакомым о предстоящем сюрпризе — и число зрителей заметно увеличилось. Когда судья Бек вышел из кабинета, в зале было куда больше народу, чем за все время с тех пор, как давал показания Бэрнс Боллинг.

— Свидетель прибыл? — спросил судья у окружного прокурора.

— Да, ваша честь.

— Очень хорошо. Вызывайте.

К всеобщему удивлению, таинственным незнакомцем оказался не Курок и не Бэтт, а толстый печатник Блас Морено, работающий в реатинской «Лариат».

— Его выгнали из компартии. Был провокатором, — шепнул Лео коллегам. — Он пытался выдать Хэма Тэрнера в ту ночь, когда зверствовали погромщики. А типография, где он работает, выходит прямо в переулок, всего в квартале от места происшествия.

Пока Морено отвечал на предварительные вопросы, защитники сидели, напряженно выпрямившись, а Фрэнк, чтобы лучше слышать, приставил к ушам ладони. Наконец прозвучал вопрос, показавший, что все их догадки были ошибочны.

— Мистер Морено, — спросил Луис Кортес, — вы состояли членом коммунистической партии?

Фрэнк немедленно встал и заявил протест на том основании, что членство в коммунистической партии имеет такое же отношение к данному разбирательству, как и членство в республиканской или демократической партии, о чем, кстати, ни одного свидетеля до сих пор не спрашивали. Да и вопрос этот — явное посягательство на право граждан вступать в любую угодную им партию. Обвинение ответило, что никаких посягательств на упомянутые права тут нет, просто они еще не покончили с вопросами, касающимися личности свидетеля. Судья разрешил Морено ответить.

— Да, состоял, — сказал Морено, — но теперь не состою.

— Не могли бы вы нам рассказать, при каких обстоятельствах вы вступили в партию?

Глаза Морено забегали по сторонам, словно он боялся нападения с тылу.

— Вступил, потому как… я… меня ввели в заблуждение.

Он запнулся, и Лео отметил про себя явно отрепетированные слова — «ввели в заблуждение».

— Но потом, — продолжал Морено, — вышел.

— Кто уговорил вас вступить?

Молчание свидетеля так затянулось, что Луису пришлось его подтолкнуть:

— Вы не помните?

— Не помню.

Луис захлопал глазами — такого ответа он явно не ждал. Потом взглянул в свои записи и спросил:

— Мистер Морено, знакомы ли вы с Мигелем Трастеро?

Пока Фрэнк по подсказке Лео поднимался, свидетель успел кивнуть.

— С позволения суда, — начал Фрэнк, — мы против этого вопроса на том основании, что в данном разбирательстве не должны фигурировать те, кто находится пока в реатинской больнице и не имеет возможности здесь присутствовать.

— Возражение принято.

— Хорошо. А что вы скажете, мистер Морено, о Маркосе де Ривасе? Вы его знаете?

— Возражаем, ваша честь, на том же основании.

— Принято.

Луис пришел в полное замешательство. Пробормотав «извините», он пошептался с Мэллоном и главным прокурором и только потом вернулся к свидетелю.

— Скажите, мистер Морено, а не знакомы ли вы с lа viuda… с вдовой Консепсьон Канделарией?

У Морено отшибло память.

— Нет, сеньор, — ответил он.

— Ну а с Альтаграсией Арсе? С ней вы знакомы?

— Нет.

Луис сердито всплеснул коротенькими ручками, и публика покатилась со смеху. Ухмыляясь, Фрэнк повернулся к Лео:

— Видно, не хватило времени поднатаскать.

Лео покачал головой.

— Тут другое. Они, видно, хотели, чтобы он назвал членов реатинской ячейки и рассказал, как готовился заговор против властей. Но, увидев полсотни арестованных, Блас просто струсил. Понимает, что в Реате ему тогда не жить. А может, испугался, что так отделают — своих не узнаешь.

Луис снова совещался со своими коллегами, и тем зрителям, кто сидел поближе к столу обвинения, послышалось, как один из них проворчал:

— Пора бы знать, что на стукачей надежды мало.

Пол ждал, что после переговоров Луис начнет угрожать Морено обвинением в лжесвидетельстве. Но Луис заявил, что вопросов у него больше нет, и зрители снова захохотали.

— У нас их тоже нет, — улыбнулся Фрэнк.

Низкорослый Луис, казалось, совсем съежился.

— Допрос свидетелей обвинения закончен, — уныло выдавил он, чем вызвал в зале еще одну вспышку веселья.

Фрэнк стоя ждал, пока восстановится тишина.

— С позволения суда, — объявил он, — защита в данный момент не считает нужным выставлять свидетелей. Поскольку обвинение не представило веских доказательств вины наших подзащитных в инкриминируемых им преступлениях, мы почтительно ходатайствуем о полном снятии с них обвинений — как с каждого в отдельности, так и со всех вместе.

Для юристов это было обычное ходатайство, которое вовсе не предполагало прекращения дела, но зрителей оно взволновало. Они притихли, ожидая, что обвинение выступит с яростными протестами. Но увидеть им пришлось только небрежный кивок судьи.

— Первым аргументировать наше ходатайство, — продолжал Фрэнк, — будет мистер Шермерхорн. И мы просим суд объявить перерыв, чтобы дать ему возможность собраться с мыслями.