Старый Свет. Книга 1. Поручик

Хлопнула винтовка Тингеева, рухнул смуглый горе-насильник лицом в крапиву, а я уже бежал к высокому тыну, окружавшему усадьбу фермера. Ворота были отворены, двое поджарых ребят в полосатых халатах пинали ногами крупного мужика с окровавленной русой бородой.

Я начал стрелять на бегу, думал, если не попаду, то хоть отвлеку от хуторянина. У него изо рта шла кровь, алая и густая.

Башибузук в тюбетейке завалился кулем на утоптанную землю двора, второй потянул из-за пояса кинжал, и я нажал на курок, целясь ему в грудь. Револьвер сухо щелкнул. Я проклял себя последними словами – угораздило с перепугу высадить все патроны на бегу! Понимая, что не успеваю, просто швырнул оружие прямо в скуластое лицо, заставив замешкаться, бросился в ноги и, ухватив под коленки, свалил на землю.

За спиной грохотал пулемет и хлопала винтовка Тимирдея. Ну, снайпер, ну сукин сын! Шестеро?

Мне повезло, что он выронил кинжал, когда падал, этот башибузук. Несмотря на субтильное телосложение, противник мне попался крепкий, и мы катались в пыли и душили друг друга, и лупили по чем попало.

Все закончилось внезапно – скуластый обмяк, и из живота у него появились металлические острия. Хозяин хутора сумел встать и взяться за вилы…

Я отплевывался и откашливался, одновременно вертя головой и пытаясь понять, на каком свете мы находимся и почему не слышно выстрелов.

– Господин поручик, так-то еще пятеро конных свалили. Пулемет хорошая вещь, однако, – заявил Тимирдей. – Надо коней-то поймать, пропадет скотинка-то.

– Сам ты скотинка, Тингеев… Так-то ты сказал, что их всего шестеро было!

– Шестерых-то видал, еще пятерых не видал… – развел руками стрелок-самородок.

– Савка, Гришка, – хрипло гаркнул хуторянин. – Бегом за лошадьми!

Он кровью сплюнул в пыль, и только потом обратился ко мне:

– Душевное вам и сердечное спасибо, господин офицер. От лютой смерти нас спасли.

И тут же сел на землю, схватившись за ребра. Наверное, сломаны… Из крепкого двухэтажного бревенчатого дома выбежали светловолосые хлопчики лет десяти-двенадцати и, зыркнув на нас, бросились ловить лошадей.

Миловидная женщина в цветастом платке вытирала слёзы девчушки, из окна первого этажа высовывались четыре любопытные детские мордашки.

Парамоныч собирал трофеи, Грищенко и Ющенко ругались, колдуя над перегретым пулеметом, Тингеев бдел с винтовкой в кузове автомобиля.

– Потрапезничайте с нами? – Каждое слово давалось хуторянину с трудом.

– У нас там раненые, на блокпосту… – Я мял в руках фуражку.

Девочка, почти девушка, голенастая и стройненькая, вытерла слёзы, вырвалась из рук матери и скрылась в доме. И через секунду появилась с краюхой ржаного хлеба, завернутого в расшитый рушник.

– Возьмите, пожалуйста, – потупила глаза она.

Хлеб дышал жаром и пах просто изумительно. А девчонка была чудо как хороша! Я передал хлеб бойцам, сам выбрал из трофеев приличного вида двустволку и патронташ и протянул хозяину:

– Лишним не будет. Этих… – Я глянул на тела башибузуков.

– Похороним, – кивнул хозяин. – С лошадьми что?

– Присмотрите, потом пришлю бойцов – заберут.

Хуторянин огорченно вздохнул. «Куркуль!» – почти восхищенно подумал я. Тут только что чуть не лишился всего, что дорого человеку, на волосок от смерти стоял, а о прибытке думает. Кремень мужик!

Я разломил хлеб на пять частей и раздал бойцам. Свою долю завернул в рушник и сунул за пазуху. Уже когда сидел в кабине, вдохнул чесночный запах и снова подумал о «чемоданчиках» – ну что за напасть такая?

– Я возьму? – уточнил я у Парамоныча, откручивая одну головку от венка на потолке.

– Возьми сколько хочешь! – сделал он щедрый жест. – Хоть две!

* * *

Раненых у нас было трое – молодой боец из караулки, схлопотавший царапину от каменной крошки Лемешев, и я, грешный. Достал меня всё-таки башибузук кинжалом, когда я ему в ноги кинулся, неглубокий порез над правой лопаткой. Сразу и не заметил, это Парамоныч вой поднял, когда я ему сиденье в кабине кровищей испачкал.

Так что кому ехать в лазарет – вопросов не возникло. Мы с Лемешевым погрузили носилки с тяжелораненым в кузов и устроились рядом.

– Трофеи небогатые, – цыкнул зубом Лемешев.

– Ну а чего ожидать? Это не лоялистские эмиссары, у которых на обед колбасы копченые, а в карманах – портсигары золоченые, – буркнул шофер из кабины. – Эти башибузуки – сплошное перекати-поле. Ни кола ни двора… У них на ихних востоках бабы парней пачками рожают, почитай, в два раза больше, чем девчат. Вот ему кинжал в руку, халат на плечи – и то, если повезет – и вперед, секим башка делать!

Лемешев ощерился:

– Да пусть хоть сожрут там друг друга! Мне вообще плевать. А то ведь когда с лоялистами закончим – мы им эту «секим башка» припомним, ой, припомним! Девки незамужними будут до старости ходить, женихов искамши…

Я старался не прислушиваться, уж больно муторно на душе было от таких разговоров. Солнце уже садилось, когда впереди появились ровные ряды палаток, огороженные спиралями «колючки». Бдительный часовой остановил полуторку, и я разглядел в нем Панкратова. Тот улыбнулся, узнавая, и отсалютовал – открытой ладонью к виску.